– У тебя же есть балкон? Выйдем на него?

– Он у нас не утепленный, – неуверенно сказала я, забирая у него свою кружку, – хотя в нашей квартире есть одно место…

И вот мы сидим на моем широком подоконнике. Смотрим в окно. Хорошо бы, конечно, чтобы пошел снег. Но за окном – чистое, сверкающее, отмытое январское утро. Я поджала ноги и попыталась убедить себя, что в порядке, все в норме, просто сидим, просто какао пьем, вкусное, не подгоревшее. Но почему так дрожат руки, рискуя пролить горячий напиток на голубой свитер, точно такого же оттенка, кстати, как на Анхеле…

И почему чистое отмытое утро расплывается перед глазами, и я все дальше проваливаюсь в какую-то параллельную реальность, теряя надежду хоть что-либо понять…

– Я вернулся, – сказал он и отпил какао.

Я молчала, боясь шевельнуться, боясь что-то сказать, боясь даже вздохнуть.

– Бабушка спросила: «Почему?»

Жаль, что его бабушки не было рядом, я бы молча пожала ей руку.

– А я… Я просто рассказал ей, как было дело.

– А как было? – не выдержала я.

– Я приехал. То есть прилетел. Вошел в квартиру. Родители сразу с вопросами. Но я был как в тумане. Не смог даже вещи разложить. Сказал им, что хочу поспать. А сам не заснул. Лежал, смотрел в окно. У меня горел свет, поэтому ночью пришла мама и потребовала объяснений.

«Ничего себе, какие доверительные отношения с мамой», – подумала я.

– Обычно я не особо держу ее в курсе своих дел, – словно услышав мои мысли, сказал Анхель, – но тут мне надо было кому-то выговориться. Я… все не мог перестать думать о тебе.

Я по-прежнему боялась даже шевельнуться, только сердце у меня стучало так громко, что мне казалось, даже папа слышит его в соседней комнате сквозь шум телевизора.

– Я все вспоминал, как ты загадала «три факта», и никто не смог отгадать. И как ты пела «Camisa negra», и как мы мерили в торговом центре эти… Кстати! Я же тебе подарок привез!

– Подарок? – растерянно переспросила я.

– Ну да, знаешь, такую штуку, ее еще принято дарить друг другу по праздникам.

– Я знаю, что такое подарок! – вспылила я. – Просто у меня нет ничего для тебя…

Но Анхель уже выскочил в коридор и через пару секунд притащил ту самую коробку, которую оставил моему папе.

– Вот, держи, как тебе?

Он выудил из коробки целлофановый пакет с логотипом «Наполеона». Я заглянула внутрь: из пакета виднелась пышная шевелюра. Я потянула за нее и вытащила резиновую морду с сигаретой в зубах.

– Ой!

– Не нравится?

– Н-нравится, – пробормотала я, – спасибо. Просто я… А-ааа!

– Что? – растерялся он.

– А я поняла теперь, почему меня продавщица в «Наполеоне» спросила, как мне костюм! Ты его сегодня купил?

– Ага. Сразу с самолета – в «Наполеон»! А знаешь, почему еще я приехал? Перед самым отъездом Туся передала мне вот это.

И он достал из коробки еще один предмет, при виде которого у меня просто открылся рот от изумления.

– Откуда… Откуда…

Я попыталась отнять предмет, но Анхель не дал его мне. Прижал его к груди, поглаживая.

Это было сердце. Вернее, подушка-думочка в виде сердца, связанная мною из разных ниток и спрятанная в парте заброшенной школы. Именно ее должны были найти мальчишки. Именно это сердце должно было в конце концов попасть к Анхелю… И оно попало!

– Но откуда оно взялось у Туси?

– Ей дала Аля. Ее подружка-близняшка, не помню имени, случайно видела, как вы попали в эту заброшенную школу.

– А, Кристина! – вспомнила я. – Она еще заглядывала в окно той школы, пока мы прятали это сердце!

– Да, она рассказала об этом Але, и та утром пробралась в школу чуть раньше нас и стащила его.

– Погоди, та девушка в красной куртке, за которой погнался охранник…

– Это и была Аля, да.

– Никогда бы не поверила. Она такая фифа.

– Твоей подруге она призналась, что стащила его, чтобы потом вроде как нечаянно найти. Чтобы вы с Тусей были ей благодарны и тоже влились в ее тусовку.

– Вот манипуляторша, – пробормотала я.

– Да, вы, девчонки, просто мастера сети плести.

– Мы?!

– Ну хорошо, твоя Аля – мастер. Но в ее план вмешалась… как бы это сказать… Суэрте…

– Судьба?

– Ага. Если помнишь, ей на голову чуть балка не упала.

– Да, Туська вовремя крикнула.

– Угу, поэтому ей Аля и отдала это сердце. Типа, благодарность.

– Поэтому она ее и в очереди к себе подозвала, – сообразила я, – и вообще… и вообще… ну вообще! Слушай, я б убила эту Алю, если бы я… кое-что не видела в «Наполеоне» сегодня. А так – мне ее даже жалко.

Я взяла свое «сердце» и прижала к губам. И тут же замерла – от подушечки исходил очень знакомый аромат. Тусино аромамасло! Раскрывающее все лучшее в человеке! Вот что должно было «подействовать». Значит, она втихаря надушила эту подушечку, когда передала ее Анхелю перед отъездом. Неужели «супераромат» заставил Анхеля приехать?

Он тем временем протянул руку и взял у меня подушечку.

– Ты сказала, у тебя нет подарка…

– Ну… да, – растерялась я, выпуская из рук свое «сердце», – если хочешь, это будет подарком!

– Хочу!

Повисла пауза. Я смущенно дула на какао, хотя оно давно остыло.

– А ты надолго приехал? – наконец, решилась я.

– Не знаю, – признался Анхель, – честно скажу – не знаю. Но… мы с мамой обсуждали это… Я ведь собирался поступать в колледж при университете Саламанки. А она хотела, чтобы я получил высшее образование в России. Говорит, в Испании узкая специализация… А в России – широкая. И… что это полезно. Раньше я с ней спорил, но сейчас… принял решение попробовать.

– Попробовать что?

– Поступить в какой-нибудь российский вуз. Мама хотела этого. И теперь у меня появилась причина с ней согласиться.

– Какая? – спросила я одними губами.

Он или не расслышал, или сделал вид. Вместо этого развернулся ко мне и медленно, словно я была ребенком, проговорил:

– Я вернулся из-за сердца.

– Да, я уж поняла, – проворчала я, – что не из-за меня. В следующий раз, когда я буду распускать шерсть для вязания, я постараюсь найти что-то поприличнее старых носков. Потому что это может оказаться подарком века.

– Не только из-за твоего «сердца», – сказал задумчиво Анхель.

– Да? – слабо улыбнулась я. – Еще ты приехал потому, что на тебя подействовало Тусино аромаизобретение?