А что же происходит на самом деле? Почему не выполняются условия соглашения? Причина первая. Деньги давно потрачены, а бумагу на тираж купить не на что. Ожидаются следующее поступление средств под очередной заказ. Спустя длительный промежуток времени, таким образом, все же деньги изыскиваются, бумага закупается и «Гарри Поттер» следует на печатный станок.

И тут подходит вторая причина задержки. Подвернулся клиент на уже выполненный и оплаченный тираж. Капренко не раздумывая продает «Гарри Поттера» другому лицу, продолжая кормить «завтраками» сделавшего предоплату оптовика, снова закупает бумагу и запускает мальчика волшебника по второму кругу.

В результате, вожделенный тираж дико популярной книги заказчик получает, но происходит это вместо недели через месяц, а то и через полтора. Уже поздно, рынок насыщен «Гарри Поттерами» под завязку. Как настоящими, так и выполненными на станках, подобных Капренковским. Момент упущен. Наступает время снова помянуть «Павлин» добрым словом. Что оптовик и делает.

Но желающих поживится за счет дешевых левых тиражей, в городе меньше не становится. Деньги, как общеизвестно, категория, располагающаяся за пределами морали и нравственности.

Периодически с Капренко разные серьезные дяди в погонах правозащитного оттенка снимали деньги за такое беспредельное нарушение авторских прав, но на этом дело, как правило, и заканчивалось. Всем выгодно — бабки, и довольно неплохие, получаются рядом, а столица далеко. Ничего не поделаешь — специфика нашего сегодняшнего бытия. Родина… мать.

— Н-да. Дела! — я плюхнулся в кресло и закурил.

Как говорил один киношный персонаж, добряк Верещагин: «За державу обидно». Очень обидно. Все понимают, что нехорошо это — так — практически, узаконить воровство. И те, и другие, и третьи. Все разумеют. Но как-то номинально, не вникая в суть вопроса и не предпринимая никаких действий. А выглядит, на самом деле, все это очень некрасиво. Ну просто очень.

Автор пишет книгу, столичное издательство вкладывает в него деньги — раскручивает, а козел Капренко спокойненько сканирует экземпляр за пять баксов, выводит пленки за десять, делает формы — и на станок. Хлоп, хлоп, хлоп. Все — продукт готов. А возле офиса «Павлина» уже стоит группа покупателей с оптового книжного рынка, через который расходится весь этот контрафакт по стране.

Переломить наш воровской менталитет, формировавшийся десятки лет, совсем непросто. А сделать это сразу — просто невозможно. Мне вспомнился один из родоначальников попрания авторских прав, занимавший, ни много, ни мало, пост главы нашего государства. И был им никто иной, как Никита Сергеевич Хрущев. Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза.

При встрече с американским президентом Кеннеди, уже после урегулирования основного вопроса Карибского кризиса — Хрущев пообещал убрать ракеты, нафаршированные ядерными боеголовками с Кубы — наш глава государства был поставлен в тупик сделанным ему предложением.

В те времена в СССР, с той же периодичностью, как и в Соединенных Штатах, печаталась американская газета «Москоу ньюс» на русском и английском языке. Кеннеди, окрыленный столь удачно проводимыми переговорами — холодную войну можно было считать законченной — заговорил о выплате роялти — процента за использование авторских прав на эту, известную во всем мире, газету.

Я прекрасно представлял себе выражение лица Никиты Сергеевича при упоминании этого «нецензурного» слова. Насколько быстро Генеральному секретарю смогли втолковать его смысл переводчики, история умалчивает, а вот искреннее удивление Хрущева всем хорошо известно. Он в полном недоумении приподнялся с кресла и воскликнул:

— А зачем?

— Ну, так поступает весь цивилизованный мир. Так общепринято, — резонно заметил американский президент. — Платите роялти и издавайте газету спокойно.

Ничего искренне не понимающий Никита Сергеевич поставил точку на этой теме:

— Мы и так издаем ее абсолютно спокойно. Не вижу, ни малейших оснований за это платить. Нам и так никто не мешает и не может помешать издавать ни эту, ни любую другую иностранную газету. Так что прекратим этот бессмысленный разговор.

Кеннеди, по моей версии, решил не омрачать общий ход удачных переговоров таким мелким вопросом, как нарушение авторских прав. Скорее всего, так оно и было.

Я встал из кресла, взглянул на часы, потянулся — суставы громко хрустнули, и прошелся по комнате.

— Все это, безусловно, хорошо, познавательно, но где же Майкл? — громко поинтересовался я у своего отражения в зеркале. — И о чем он таком важном хотел со мной поговорить?

Я, который за стеклом, пожал плечами:

— Не знаю. Позвонил около часа назад и сказал, что собирается выезжать. Скоро должен быть. Тогда все и выяснится.

— Перезвоним, поинтересуемся?

— Давай, — кивнуло изображение.

Отошел от зеркала и взялся за мобильный телефон. Внимательно выслушал металлически-вежливую женщину. Абонент оказался за пределами покрытия — скорее всего в метро, что было вполне логично — при такой встрече, я подумал о двух красивых бутылках водки, ждущих своего часа в морозильнике, машину брать совершенно не стоит. Она будет пресловутой третьей лишней.

Червь сомнения грыз меня сегодня весь день. С самого утра я не мог отделаться от чувства, что как-то по киношно-книжному варианту развиваются события последних суток. Особенно сейчас, ближе к вечеру, эти мысли становились нестерпимо назойливыми.

Выглядели они примерно так. Друг меня пригласил рассказать о своей беде. Я не стал мешкать и поспешил к нему. Встретились. Для проформы потрепались ни о чем. И вдруг, в силу независящих от него обстоятельств, Мишка был вынужден срочно уехать. Тема осталась невысказанной. Встречу перенесли на завтра.

На следующий день, то бишь сегодня, а конкретней, час назад мы созвонились, и Майкл пообещал приехать ко мне домой. Мало того, сказал, что выезжает. Уже прошло больше шестидесяти минут, а Майкла все не было. Плюс молчание его мобильного телефона. Вот тут-то и нашли себе пищу мои буйные фантазии, не давая покоя голове.

По всем законам криминально-детективного жанра Мишка не должен мне успеть рассказать о своих таинственных проблемах. А это значит, что ко мне он не доедет. А не доберется он до меня только в одном-единственном случае. Если его по дороге убьют…

— Бред, Скиф! Полнейший шизоидный бред! Глупости ты несешь несусветные. Паранойя это у тебя, а не законы жанра, — громко заявил я, пытаясь перебить навязчивые размышления, — займись лучше чем-нибудь общественно полезным. Салатик, например, порежь. Или яичницу поджарь. Сейчас приедет Майкл, а у тебя вся закуска в банках.

Заглянул в холодильник. Там все было в полном порядке. На взгляд закоренелого холостяка, разумеется. Консервы рыбные и ветчина в железных судочках. В литровой стеклянной банке соленья — ассорти — огурчики, помидорчики, перчик. В пол-литровой таре — грибочки соленые. Маслята. Сопливенькие, в соку. Красота. Сглотнул слюну. Палка сырокопченой колбасы воинственно, словно салютуя, торчит из пакета. Рядом в оберточной бумаге твердый сыр. Три тетрапака разного сока. Заглянул в морозильник — покрытые изморозью две поллитровки тоже никуда не делись. Они терпеливо готовились к ожидающей их участи.