Однако позднее ни слова. Даже на похоронах наследственная учтивость не смогла заставить Ричарда и Терезу Хорнби посмотреть в глаза женщине, которая, по их мнению, отняла у них сына и внука.

* * *

С благодарностью, но и с досадой Карен отвлекается от размышлений, потому что звонит мобильник. Взгляд на часы: десять минут восьмого. Она обещала Смееду присылать ежедневные отчеты самое позднее в восемь. Или в семь? Если звонит он и сейчас начнет выяснять, я не сумею быть вежливой, успевает она подумать, доставая телефон из кармана куртки, висящей на спинке стула. С облегчением констатирует, что на дисплее вовсе не имя Юнаса Смееда.

— Привет, Эйлин! — Она усаживается поудобнее. — Ты даже не представляешь себе, как я рада, что звонок от тебя.

На другом конце линии смешок. Короткий. Неуверенный.

— Вообще-то я сама толком не знаю, зачем звоню. Просто выдалась свободная минутка, вот и подумала…

Быстрая дрожь тревоги. Словно что-то, что Карен хочется ухватить, тает и исчезает из виду. Неужели дошло до того, что позвонить друг дружке просто так, без повода, уже никак невозможно? После десяти лет дружбы. Познакомились они примерно в ту пору, когда она, убитая горем, вернулась в Доггерланд. Эйлин как раз тогда развелась с братом Эйрика. После четырех лет бесплодных попыток забеременеть узнала, что муж влюбился в норвежскую стюардессу и та забеременела с первой же попытки. А Эйрик воевал на три фронта, он твердо решил вернуть Карен к жизни, утешить бывшую невестку и вдобавок боролся с отвращением родителей к тому, что они именовали его “выбором образа жизни”. Измученные и обессиленные, они трое были друг другу опорой, словно неустойчивая трехногая скамейка.

Спустя год-другой к друзьям примкнула Марике, а потом Коре перевернул Эйрикову жизнь. Такой же переворот совершил и Бу Рамнес. Но круг друзей от этого не расширился, напротив, с его появлением Эйлин от них отдалилась. Бу Рамнес не выказал интереса к общению ни с парой геев, ни с датчанкой-скульпторшей, ни с полицейской. И отсутствие интереса было взаимным.

Наверно, мне надо было приложить больше усилий, думает Карен сейчас, крепко прижимая мобильник к уху, чтобы перекрыть гул голосов и телевизор.

— Ты правильно подумала, — говорит она, — мы так давно не разговаривали. Виделись, по-моему, последний раз осенью, на моем дне рождения?

— Да, верно. Правда, я навещала тебя в больнице, но ты тогда была еще не в себе.

— Конечно. Теперь я вспоминаю, что ты приходила. Кстати, книга оказалась хорошая.

— Знаю, надо было позвонить, и не раз, но все было так…

Эйлин опять не договаривает фразу.

— Спокойно, я понимаю, у тебя забот выше крыши. Вообще-то тебе не мешало бы опять выйти на работу, ведь малыши теперь в детском саду?

— Я и хотела, но потом мы решили, что я еще побуду дома. По крайней мере все лето.

“Мы”, думает Карен, вспоминая, с какой радостью Эйлин рассказывала, что может наконец вернуться к работе. Это Бу хочет приковать ее к плите, пока сам карабкается из правоведения в политику. Как новоиспеченный кандидат от консервативной Партии прогресса он, вероятно, сможет набрать больше голосов, если будет хвастаться женой, которая целиком посвящает себя мужу и детям.

Карен не удивило ни что Бу Рамнес решил уйти в политику, ни его выбор партии. Зато неожиданно возрос риск, что за короткое время он продвинется дальше, чем она предполагала. После двух мандатных сроков в условиях порой напряженной коалиции между социал-демократами и либералами и после медийного скандала, в котором были замешаны и министр юстиции, и руководители рыболовного ведомства, Партия прогресса чует новые возможности.

И многие доггерландцы, мрачно думает Карен, наверняка закроют глаза на то, как именно партия трактует “здравые оценки и закон и порядок”.

— Я хотела спросить, — говорит Эйлин, — будешь ли ты дома завтра утром. Может, я загляну на минутку?

Вопрос до того неожиданный, что на секунду-другую Карен немеет. Сколько лет Эйлин не предлагала вместе позавтракать. А уж с тех пор, как они встречались, чтобы просто поболтать, вообще целая вечность минула. Нам что же, больше нечего сказать друг другу? — мелькает в голове. Потом ее захлестывает радость. Эйлин сама позвонила и хочет встретиться, так что, ясное дело, поговорить есть о чем.

— Было бы замечательно, — искренне говорит она, — только я вообще-то на Ноорё. Здесь надо расследовать смерть, так что пришлось ехать.

— Ты на работе? А я думала, ты еще на больничном.

— Да, но, сказать по правде, я была рада возможности смыться с праздников. Хотя, пожалуй, начинаю жалеть, тут не очень-то весело.

— Могу себе представить.

Секунду обе молчат.

— Ты хотела что-то обсудить? — спрашивает Карен. — Ты теперь редко когда забегаешь повидаться, — добавляет она и тотчас жалеет о своих словах.

Ей совсем не хочется обижать Эйлин укорами, раз та в кои-то веки может сбежать от мужа и встретиться. И в следующую секунду слышит объяснение:

— Знаю, но Бу уехал на несколько дней, вот я и подумала… Просто хотела выпить чашечку кофе и узнать, как твои дела.

— Со мной все в порядке, если не считать, что колено до сих пор временами побаливает и что мой начальник вздумал требовать ежедневных отчетов. А с тобой-то как? Голос у тебя не очень веселый.

Эйлин смеется:

— Просто устала. Дети грипповали, и меня донимают головная боль и озноб, не иначе как теперь мой черед.

— О-о, меня Бог миловал…

— Послушай, — перебивает Эйлин, — я вижу, Бу пытается дозвониться до меня, так что давай заканчивать. Мы ведь увидимся у Коре и Эйрика на Новый год.

Карен не успевает сказать, что увидятся они теперь, скорее всего, уже в новом году, Эйлин отключается.

Встреча Нового года. Первый большой праздник, который Эйрик и Коре устраивают в недавно купленном огромном доме в Тингвалле. Праздник, которого она так ждала долгие недели убийственно скучной реабилитации. А теперь ей грозит встреча Нового года в одиночестве гостиничного номера на Ноорё. И Бу, разумеется, не мог не перебить разговор, когда Эйлин в кои-то веки позвонила.

С тяжелым вздохом Карен кладет мобильник на стол, открывает ноутбук. Все равно сейчас не до болтовни с Эйлин, успеть бы вовремя, до восьми, отправить этот окаянный рапорт.

— Если у вас есть время, могу все вам показать, когда мы закончим с вопросами. К сожалению, в межпраздничные дни и не в сезон у нас в работе затишье, но я охотно устрою для вас экскурсию.

Человек, стоящий перед ними, протягивает руку и смотрит на них с ожидающей улыбкой. Долговязый, слегка нескладный, одет неофициально, в джинсы и голубой пуловер в точности под цвет глаз. Короткую стрижку можно бы счесть признаком начинающегося выпадения волос, однако темный волосяной коврик покрывает каждый сантиметр головы Уильяма Трюсте. Выглядит он излишне хорошо, отмечает Карен.