— О нет, ничего подобного! Просто я сейчас живу не в Лондоне. На Пасху семья должна вернуться в город, но пока…

— Позвольте, я догадаюсь. Тот дядя, что распоряжается вашими деньгами, заодно настоял, чтобы вы жили в фамильном поместье?

Девушка кивнула:

— Но у меня есть возможность уезжать из особняка, когда захочу. Да и в Саммерсете я могу работать. — Она чуть замялась и добавила: — Там у меня есть собственный кабинет.

— На первое время сойдет, но рано или поздно вам придется переехать в город. Я предлагаю вам оклад в пятьдесят пять фунтов в год. На большее у нас нет средств. — Марта выжидающе подняла брови и уставилась на собеседницу.

Сумма едва покрывала ежегодные расходы на книги, но Виктория пришла в восторг при одной мысли, что ей будут платить за работу. Она радостно захлопала в ладоши:

— Я и не знала, что речь идет о должности с окладом!

Женщины встали из-за столика и направились к машине. Зарядил дождь, и автомобиль не желал заводиться. День клонился к вечеру. Только сейчас Виктория вспомнила о времени. Сколько же они просидела в кафе за разговорами?

— Платят только шестерым сотрудницам, хотя нам частенько приходится ждать денег. Одной из ваших задач станет добиваться пожертвований от богатых женщин. Жаль, что большинство из них уже состоят в Национальном союзе суфражисток. Но получение средств крайне важно. И никому не говорите, что я буду вам платить. Некоторые добровольцы могут решить, что ваше место лучше отдать ветерану движения. Они не поймут, что им не хватает нужной подготовки.

По дороге Марта рассказала о своей работе, как объехала всю Европу, выступая на митингах. Ее повествование полностью захватило Викторию. Перед ней находилась женщина, чья жизнь состояла из настоящих приключений, на благо всех обитательниц планеты. На прощание они обнялись. Сияющая Виктория направилась домой. Ей даже в голову не пришло, о какой подготовке говорила Марта и почему ее нет у других.

* * *

Ровена и Элейн прикрыли глаза от солнца и ждали, пока Джон посадит аэроплан. Себастьян стоял в ангаре, беседовал с мистером Дирксом. После катастрофы с помолвкой прошло уже несколько дней, и Себастьян охотно подыгрывал спектаклю: каждый день заезжал за Ровеной и отвозил ее повидаться с пилотом и полетать.

— Даже не знаю, чем ты увлечена больше, — заметила Элейн, не отрывая глаз от небес. — Джоном или полетами.

— И тем и другим, — с улыбкой ответила Ровена. — Я люблю их в равной доле.

Она не смогла бы объяснить кузине, как тесно любовь к Джонатону переплелась с любовью к небу. В ее сознании они оба символизировали яркие краски, свободу и жизнь. Сегодня Джон обещал дать первый урок за штурвалом. Пилот заверил, что обучение будет происходить на земле, чем вызвал безмерное разочарование Ровены, но все же она радовалась, что он наконец-то уступил ее настойчивым просьбам.

Стоял редкий для февраля день. Облака разошлись, и на небосклоне сияло блеклое зимнее солнце. Ветер еще не поднялся, и, хотя погода выдалась студеная, никто не торопился в помещение. Морозец задиристо пощипывал щеки и пальцы. На миг Ровена затосковала по камину и горячему шоколаду, но тут же отогнала мысли о комфорте. Лучше стоять посреди голого поля и наблюдать, как аэроплан несет к земле любимого человека, чем греться в роскошных покоях.

К тому же после урока их ждет обед на ферме Джона. Элейн с Себастьяном отправятся перекусить и согреться в Тетфорд, а затем встретятся с парой в Саммерсете. План получился несколько запутанным, но Ровена радовалась лишнему времени, проведенному вдвоем с Джоном.

Аэроплан запрыгал по полю в направлении девушек и неуклюже развернулся хвостом к ангару.

Когда он остановился, Ровена бросилась к нему и погладила фюзеляж.

— Мне кажется, ты радуешься ему больше, чем мне, — протянул Джон, снимая кожаный шлем.

Его слова прозвучали отзвуком замечания Элейн, и Ровена рассмеялась:

— Что такое? Ты ревнуешь к Люси?

Пилот улыбнулся из кабины:

— Ты назвала ее Люси?

— У всех аэропланов должны быть имена, — уверенно заявила Ровена. — Тогда они станут лучше к тебе относиться. Кто знает, может, ты начнешь реже попадать в аварии.

Джон со смехом спрыгнул на землю и ухватил возлюбленную за руки:

— Правда?

— Эй, мы уезжаем! — крикнула Элейн из машины. Себастьян завел мотор и помахал рукой. — Встретимся во «Фримонте».

— Итак, ты готова к уроку или нет?

— Всей душой.

Джон подхватил лестницу и приставил к борту самолета. Ровена вскарабкалась наверх, уселась поудобней в кабине. Сердце колотилось от возбуждения, хотя она понимала, что взлететь сегодня не получится. Джон показал панель управления и заставил повторять названия и предназначения всех приборов, пока они не отпечатались в памяти. Затем молодые люди выбрались наружу и изучили все внешние детали аэроплана.

— Ты быстро все схватываешь, — похвалил Джон, и Ровена засияла от удовольствия. — Мне доводилось учить солидного возраста мужчин, причем они запоминали названия намного медленнее тебя.

— Потому что я рождена пилотом, — гордо заявила Ровена.

— Неужели? — Джон обхватил ее за талию.

— Да, — с уверенностью кивнула девушка.

— Давайте уложим Люси спать и отпустим рабочих, — крикнул от ангара мистер Диркс.

— Люси? — ухмыльнулся пилот.

— Надо же ее как-то называть, — смущенно пожал плечами великан, чем вызвал очередной смешок.

— Видишь, ты на всех производишь неизгладимое впечатление, — прошептал Джон на ухо Ровене и со всех ног бросился помогать закатывать самолет в гараж.

Молодая пара одолжила у мистера Диркса на вечер его «сильвер-гост». Самого великана согласился подвезти до города один из механиков.

— Твой брат знает, что я приеду? — с тревогой спросила Ровена на пути к поместью Уэллсов.

— Новость ему не понравилась, но я поставил его перед фактом, — кивнул Джон.

Он крепко сжал руку возлюбленной. Ровена попыталась улыбнуться, но из-за волнения ей удалось изобразить лишь натянутую гримасу.

— А мама с сестрой знают, кто я?

Пилот ответил не сразу:

— Я сказал матери, но она велела не посвящать Кристобель, пока вы лучше не узнаете друг друга. Сестра была любимицей отца. Она все еще плачет о нем по ночам.

Ровена уставилась на дорогу. Стыд за дядю тяжело давил на сердце, хотя она прекрасно осознавала, что непричастна к трагедии. Но как логика поможет справиться с вездесущим чувством вины? При всех стараниях Ровена не могла отделаться от мысли, что ответственность за выпавшие на долю Уэллсов страдания лежит и на ее плечах. Ведь ее фамилия Бакстон, а Бакстоны раз за разом отбирали у бывших друзей-соседей и земли, и богатство.