Оказывается, погрузившись в свои мысли, она интуитивно старалась уйти подальше от праздничного шума и забрела глубже в рощу, и почему-то обернулась – не то звук какой-то услышала, не то почудилось, что позвал кто… И увидела Клима.

Он где-то потерял свой венок, и это словно подчеркивало его одиночество. Стоял, опираясь плечом на ствол березы, скрестив руки на груди, и смотрел куда-то на реку, и никого рядом не было. Везде веселились люди, а здесь, в таком красивом романтическом месте, они почему-то оказались одни. Полина пошла к Климу, чувствуя, как заколотилось отчего-то сердце и стало трудно дышать. Поля шла, смотрела ему в спину, и казалось, что она идет в другую жизнь, словно перешагнула через невидимый портал в иную, неизвестную реальность…

Клим с удовольствием нырнул три раза, хоть водица была и не молоко, бодрила. Плавать не стал, послушал Устюгова, напомнившего, что делать это одному не стоит, не стал выпендриваться, к тому же не солнце на дворе, а ночь, и не жара-жара, а свежо так к утру стало.

Нырнул голышом. Ну а что, раз уж подписался на это дело, надо бы соответствовать, тем паче он сегодня в круг значимых на празднике лиц включен – посмеялся про себя таким мыслям Ставров.

И первым делом, выйдя из реки, подумал: «Так, а где Полина?» И не удержался, спросил у историка:

– А что, Всеволод Иванович, правда, что Полина с девушками по полю голышом бегают?

– Что, – рассмеялся тот, – зацепила тебя Поленька наша?

– Не скрываю, – подтвердил Ставров.

– Бегают, – рассмеялся пуще прежнего Устюгов. – Еще как! С плясками и визгами, как и положено. Только ты их не найдешь. Дело это девичье тайное, на каком поле и когда они в росе купаться пойдут.

– И долго они так резвиться будут?

– Скоро вернутся и в реку нырнут, – успокоил Всеволод Иваныч и понимающе усмехнулся. – Ты уж побудь с нами, пообщайся, а то от Полины нашей ни на шаг сегодня не отходишь.

Но Клим, поговорив с мужиками недолго, решил пройтись и Полину все-таки поискать. И вдоль реки прогулялся, отвечая зазывавшим его к ним в воду девушкам шутливым отказом, и нашел семейство Василия Игнатьевича, а выяснив, что Поля там пока не появлялась, пошел дальше, поднявшись чуть выше по берегу, к роще. Остановился в одном очень красивом месте, привалился к дереву и смотрел на красоту робко начинающегося утра.

– Привет, – услышал Клим позади тихий серебристый голос.

Отчего-то у него мурашки по спине побежали от этого голоса. Он оттолкнулся плечом от дерева и начал медленно поворачиваться. Она стояла перед ним, загадочная, казавшаяся бледной в еле-еле просветлевшей темноте ночи, даже румянец стал бледным, и чудилось, что кожа ее совсем чуть-чуть светится. С распущенными мокрыми волосами, окутавшими плечи и грудь, в венке с поблекшими травами-цветами, в ее глазах отсвечивали блики костров, и от этого глаза казались нереально большими и мистически загадочными. Клим шагнул к Полине, медленно положил свою ладонь ей на затылок, прижал ее другой рукой к себе и тихо спросил:

– Ты мираж? Или русалка?

– Неизвестно… – так же негромко ответила она, глядя ему в глаза.

Клим придвинулся к ней еще ближе, прижал к себе крепче, наклонился к ее лицу и предупредил:

– Сейчас я тебя поцелую, тогда мы и поймем, кто ты.

– Я не умею целоваться, – волшебным шепотом предупредила она. – Никогда по-настоящему не целовалась.

– Вот и хорошо, – медленно прошептал Клим у самых ее губ.

И поцеловал. Губы Полины были упругими и в то же время мягкими, нежными и податливыми. Ее дыхание пахло мятой и медом, Клим подумал, что поймал в объятия свою сладкую погибель.

Ставров прервал поцелуй, посмотрел в затуманившиеся глаза девушки, улыбнулся промелькнувшему в них удивлению, помолчал, разглядывая ее, и произнес шепотом:

– Ты полна сюрпризов… – помолчал еще, вглядываясь в ее снова разрумянившееся лицо, и добавил: –…загадок и тайн. И действительно, не умеешь целоваться. Но это мы исправим.

Клим взял ее лицо в свои ладони, смотрел на это сладкое искушение в его руках, не требующее никакого преодоления или отказа, а ровно наоборот, наклонился и поцеловал долгим, томительным и неспешным поцелуем, медленно раскрыв эти прекрасные губы.

И они целовались и целовались, словно провалились куда-то, пока их не привел в сознание чей-то громкий смех и радостный визг. И разорвали поцелуй, а Клим тут же нежно прижал ее голову к своей груди, и они постояли так немного, посмотрели на веселую парочку, гоняющуюся друг за другом, на посветлевшее небо и уже более четкие очертания реки.

– Поехали домой, – тихо предложил Клим.

– Мы пока не можем, – ответила Полина и пояснила: – Сейчас девушки, и я в том числе, пойдем венки по речке пускать, и еще столы накрывают, утренняя трапеза, вся еда магически заряжена, тоже обряд. С первым лучом зари вождь должен запустить с самого высокого места над рекой горящее Перуново колесо. Это вообще серьезное дело: если колесо не долетит, или потухнет, или неправильно упадет, очень плохо. Все является предзнаменованием, и каждый что-то свое загадывает. А потом мне надо собрать росу и несколько трав, которые только этим утром силу обретают.

– А другие их за тебя собрать не могут?

– Могут, – рассмеялась Полина и подняла голову, посмотрела на Ставрова, – а ты куда-то спешишь?

– Я спешу оказаться наедине с тобой и продолжить целоваться, – немного отодвинулся Клим, посмотрел внимательно ей в лицо и закончил фразу: – И все остальное, если ты захочешь.

– Ты заметил, что мы перешли на «ты»? – полыхнув румянцем на щеках, ушла она от его непрямого вопроса.

– Это правильно, – утвердил Ставров. – Когда так целуются, то на «вы» уже никак нельзя и даже вредно.

– Идем, – позвала Поля, взяла его за руку и пошла вперед. – Мне надо венок по реке пустить, а потом поедим. Ты хочешь есть?

– Вообще-то да. – Прислушавшись к себе, Клим понял, что здорово проголодался, и спросил: – А пирог твой будет?

– Нет, – серебристо рассмеялась Полина, – я его на семью готовила, всего двух налимов привезла. Но будут мои вареники с домашним сыром, зеленью и секретом, я их заранее налепила, ячменная каша тоже со всякими вкусностями и закусочки разные. Там много вкусного будет. Идем.

Когда они спускались к реке, Полина, махнув Климу рукой, поспешила вперед, заметив, что ей от берега, подзывая, машут девушки. А Клим улыбался, глядя ей вслед и думая, какая она, в сущности, еще девчонка. И вдруг по всей протяженности берега затянули красивую медленную песню, прямо за душу берущую. И в воду начали входить девушки, снимать с себя венки, укрепляли внутри них свечки, аккуратно опускали на волны и легонько подталкивали вперед. Пели и женщины на берегу, сами девушки, и это было очень красиво – немного печально, торжественно и красиво.

И плыли, плыли по воде девичьи венки и надежды…