— Нет, она права, — заявила Лорелин. Отбросив зазвеневшую кочергу, она прыгнула к окну. — Там действительно кто-то ходит.

— Наверное, кто-нибудь из монахов что-то там забыл и теперь ищет, — предположила Жанет.

— Нет, не может быть. Что-то тут не так, — возразила Лорелин. Казалось, она смотрит невидящими глазами, слегка покачиваясь. — Я это чувствую… что-то такое… темное.

— Опять у Лорелин припадок! — воскликнула Венда с испуганным видом. Кое-кто из девушек попятился подальше.

— Лорелин, хватит! — резко сказала Люсина. — Прекрати немедленно, или я скажу матери-настоятельнице.

Высокая девушка вдруг вышла из транса.

— Я пойду туда и посмотрю, как там и что.

— Лорелин, нельзя! — ахнула Венда. — А если это… если это призрак?

— Так что с того? Я никогда не видала призрака, — ответила Лорелин, направляясь к двери.

— Ты туда не пойдешь, Лорелин, — твердо высказалась Арианлин. — Тебе известно, что нам запрещается выходить за стены монастыря после захода солнца. Если там призрак, пусть им занимаются мужчины.

— Кто-то же им должен об этом сказать, — так же твердо ответила Лорелин.

И не успел никто ничего сказать, как она уже вышла быстрым шагом.

— О Господи! — вздохнула огорченная Эйлия. — Теперь она непременно попадет в беду. Не надо было мне рассказывать эту глупую сказку.

— Не беспокойся, — устало сказала Арианлин. — Монахини ее в такой час из здания не выпустят.

— Она из окна вылезет. Ей уже приходилось. Я должна пойти за ней: если она попадет в беду — будет моя вина. — Эйлия встала.

— Сядь, Эйлия, — велела староста. — Нет смысла тебе попадать в беду вместе с ней. Ей, чтобы чему-то научиться, надо себе шишек набить.

Дамион тщетно старался заняться своими набросками к завтрашней проповеди. Но слова расплывались и прыгали перед глазами, а мысли возвращались к тревожным событиям дня.

Родители… Он последнее время редко о них думал. В детстве, конечно, он часто гадал, кем бы они могли быть. Еще грудным его оставили у стен монастыря, и монахи не видели, кто его принес. В приюте родителей ни у кого не было, и потому его это мало волновало. Тяжесть нераскрытой тайны его происхождения стала ощущаться лишь последние годы, когда он вышел из монастыря в мир. Кое-кто из его друзей детства, например, Каитан, кое-что смутно помнил о родителях, другие даже знали их имена и свой род. Но для Дамиона — две безымянные фигуры, не имеющие лиц, становящиеся все более призрачными с каждым ушедшим годом, как на осыпающейся фреске. Он смирился с фактом, что никогда не найдет ответа, как это бывает в романах. Ни предсмертная исповедь старой няньки, ни древний медальон с локоном, спрятанный в пеленках подкинутого младенца, не раскроют ему тайну его происхождения.

И вот сегодня вечером это тревожное видение в пещере Аны…

«Видение — чушь какая!» — одернул он себя. Ана известна как ведьма и гадалка — естественно, у нее в рукаве полный набор фокусов. Испробовала на нем какой-то вид внушения, загипнотизировала и заставила «видеть» то, что сама рассказывала. И кто знает, что за травы она положила в свой «чай»?

Далеко в ночи за окном виднелись желтые языки пламени охранного огня на поле какого-нибудь крестьянина — отгоняющие души тех, кто умер без покаяния. Вспомнились слова Каитана: «Мы будем вечно бояться затмений, вести войны за священные камешки или верить, что девушка со свихнутыми мозгами — святая».

«Или верить в Бога», — подумал он вдруг.

И сам содрогнулся, но произнесенное вслух внутреннее сомнение уже было не заглушить. Ранее он ходил в Вере по узкому срединному пути меж двух пропастей: с одной стороны — современная наука и ее космос, лишенный смысла, с другой — суеверия, язычество, первобытный страх. Но уже какое-то время что-то подтачивало устои его веры, и почва под ногами становилась все более зыбкой. Вот как сегодня, когда он спотыкался от выбоины к выбоине. Встреча со старой колдуньей всего лишь обнажила дремлющие сомнения, воззвав сперва к иррациональной, а потом к рациональной стороне. Как легко овладели им суеверия в те страшные мгновения, когда он действительно поверил в ее сумасшедшие слова, и как поспешно стал он искать утешений здравого смысла. И ни на секунду — сейчас до него дошло — он не обратился к Вере за руководством в беде. Для верующего, для священника именно эта мысль должна была быть первой.

После этого осознания мысли, которые он отодвинул и заставил молчать, с шумом ворвались в сознание. Как часто говорили ему, что природа есть зеркало ее творца, истиннейшее и древнейшее писание, что многому можно научиться у ручьев и цветов, у камней и деревьев? И в каждой рощице, на любом лугу, в прудике с безмятежным зеркалом, прямо у тебя под ногами бесчисленные клыки, когти, жала и челюсти непрестанно творят свою мерзкую работу. Яды прячутся в кореньях и ягодах, язва и лихорадка готовы в любой момент ринуться из смрадных болот. Ястребы рвут на части визжащих зайцев, бешеные волки терзают беспомощных ягнят, умирают родами женщины. Мир — не божественно упорядоченное Творение, но Хаос, порожденный бессмысленной материей, без плана и цели, летящий или ползущий к неминуемой окончательной гибели. И что теперь сказать юным студентам, что придут завтра в церковь на проповедь? Он себе-то не знает, что сказать.

Неожиданно постучали в дверь.

— Да? — раздраженно отозвался он, но и благодарно тоже, за то, что прервали его размышления. Кто бы это мог быть в такой час?

— Прошу прощения, отец Дамион. — Заглянул служитель с несколько виноватым лицом. — Ночной привратник просил сказать вам, что у входа стоит молодая женщина, которая хочет вас видеть.

Дамион поднял недоумевающие глаза:

— Женщина?

— По имени Лорелин, отец мой.

— А! — Дамион потер лоб. — Да. Я велел ей приходить, если у нее будут какие-нибудь трудности, но в такой час? — Отодвинув недописанную проповедь, он встал. — Иду.

Лорелин стояла у привратницкой главного входа, что-то возбужденно пытаясь втолковать мрачному ее обитателю. При виде Дамиона она прервалась на полуслове и бросилась к нему.

— Отец Дамион…

— Лорелин, ты знаешь, что тебе не положено выходить из монастыря одной, тем более после захода солнца.

— Но отец Дамион, мы смотрели в окно и увидели странный свет в церкви, и я подумала, что кто-то должен вам сказать…

«Ну нет, хватит», — подумал Дамион. Всю неделю среди студентов гудели слухи насчет странных огней, блуждающих среди руин.

— Надеюсь, ты прибежала не рассказывать мне сказки о призраке?

— Кое-кто из девушек так думает. Но я хотела спросить, отец мой: янский свиток разве не в церкви?

Дамион секунду смотрел на нее, потом резко повернулся и со всех-ног бросился по коридору.

Сперва эта история со старухой Аной, теперь еще вот это! Если это кто-то из студентов решил пошутить, то пусть бы его, но свиток в церкви, и рисковать нельзя. Почему он его не сжег, когда была возможность?