Вот в чем наша сила и в чем их слабость. Люди будущего не способны бить врага без своих технологий. Наш Дрын, если, конечно, он жив, доберется до места эвакуации безо всяких карт на пластинах. Зоркий Вонючка, не имея радара, выследит врага, а Вальдер неслышно подберется к чужаку и перережет тому горло. Кузя из говна слепит бомбу, и та рванет так, что только клочки пойдут по закоулочкам. Да и мы с Брюннером не лыком шиты.

Да, мы все погибли на той войне. Погибли, отчаянно сражаясь. Многие из нас воевали с самого ее начала. А гвардейцы будущего, забрось их в сорок третий год, не прожили бы там и дня. Молодец профессор Левин, что изобрел такую машину. Только мы способны победить инопланетных тварей.

— Смотри! — восклицает идущий впереди Брюннер.

Он останавливается и показывает направление рукой. Перед нами площадка. Когда-то посреди нее стоял дом, а теперь вместо него огромная куча мусора и пепла. Прямо на этой куче водружен искомый нами катер. Черного цвета, метров около семи в длину, он имеет округлую, обтекаемую форму, сужаясь к концам. Ни окон, ни каких-либо видимых глазу дверей нет и в помине, хотя сбоку находится большая скрытая панель, а обзор изнутри салона великолепный.

Как летает эта штука и каким образом управляется, мы никогда не вникали, да и не старались. Летает и ладно. Вооружение на катере, кстати, очень мощное.

— Вот она наша «сигара», — довольно усмехается Брюннер. И действительно, черный катер, лежащий на горе пепла, определенно походит на сигару. Добавляет ему сходства небольшой дымок, клубящийся со стороны носа.

— А вон чужаки, и они очень заинтересовались катером, — добавляю я, переводя винтовку на автоматический режим.

— Что делаем?

— Я же сказал, поглядим.

Выбираемся из переулка, подкрадываемся ближе и укрываемся за обломками стены. Чего-чего, а обломков и свалившихся сверху разного рода балок и плит тут везде хватает, твари постарались на славу. Чужаки, как теперь у них повелось, двигаются осторожно. Они стараются по-тихому обступить катер.

— Жив ли пилот? — Я искренне переживаю за парня, и не только потому, что у нас появился шанс улететь. Мне хочется быть уверенным, что герой, сбивший четырех крабов, не пострадал.

— Понятия не имею. Катер вроде цел. По крайней мере, с видимой нам стороны.

Брюннер медлит, смотрит на чужаков, а потом недвусмысленно указывает на свою винтовку:

— Я правильно тебя понял?

— Всего тридцать штук, — говорю нарочито бодро. — Перестреляем, как куропаток.

— А если остальные сбегутся?

— Тогда и посмотрим.

— Начнем с «лейтенантов», — Брюннер вскидывает винтовку.

— Хорошо.

Снять их нам кажется плевым делом. Плохо лишь то, что чужаки рассеялись. Раньше они бросались сворой, и отстреливать их было гораздо легче. Теперь ведут себя иначе, медленно подбираются к катеру. Мне совершенно непонятна их цель. Не собираются же они взять пилота в плен, в самом деле. Прежде людей они всегда убивали. Хотя, после увиденного нами сегодня, я уже ни в чем не уверен. Ясно одно — медлить нельзя.

— Огонь!

Два выстрела, и оба «лейтенанта» валятся мордами в пыль. Затем очередями палим по чужакам. Твари мечутся в растерянности, уж нападения с тыла они никак не ожидали. Пока они приходят в себя, мы успеваем уложить с десяток. Сейчас чужаки ринутся на нас, и пока они будут сокращать расстояние, мы будем сокращать их количество. Маленькие, верткие, стремительные, они, конечно, трудные мишени, но их природная ярость служит им дурную службу.

Чужаки, наконец, засекают, откуда ведется стрельба, но то, что происходит дальше, поражает меня. Твари не кидаются на нас вопреки ожиданиям. Они рассредоточиваются и залегают!

Мы не можем поверить своим глазам — эти уродцы начали играть против нас по нашим правилам. То, что изменение их поведения произошло одновременно с прилетом белесых, теперь не вызывает сомнений. Но чтобы настолько!

— Мне это не нравится. Ох, как не нравится, — изумляется Курт.

Если наша задача еще минуту назад была сложной, но осуществимой, то теперь она становится чертовски трудной, а может, и вовсе невыполнимой. Двое бойцов против оравы чужаков, залегших за обломками в позиционном бою, когда противники если и перемещаются, то очень незначительно. И у кого шансы на победу?! Да они просто массированным огнем прижмут нас к земле, не дав носа высунуть, обойдут с флангов, и привет! Как говорится — пишите письма.

Чужаки, однако, огонь не открывают, видимо, оценивают ситуацию. Что ж, и на том спасибо. Вероятно, уверены, что на данном участке людей нет, и растерялись. Совершенно не свойственное им поведение!

— Что предпримем? — поворачивается ко мне Курт.

— Надо почаще менять позицию. Один прикрывает — второй перемещается.

— Почему они не начинают действовать? — нервничает Брюннер.

— Прикидывают, что и как. Времени у них много.

— Свиньи, — ругается Брюннер. — Паршивые свиньи.

— Полностью с тобой согласен, но надо спешить. Слева от тебя хорошее укрытие, переползай туда. Я двину правее. Нам фланги надо прикрыть, не ровен час обойдут.

Брюннер ползет в сторону укрытия, явно не довольный тем, что позволил вовлечь себя в эту авантюру.

Я в это время через узкую щель в обломке стены наблюдаю за чужаками, готовый стрелять, если хоть одна четырехглазая башка высунется. Брюннер беспрепятственно преодолевает расстояние и занимает позицию.

— Порядок, действуй.

Теперь мы меняемся местами, и я, усиленно работая локтями, ползу правее. Здесь и обзор получше, и сектор обстрела больше. Могу держать на прицеле этот участок плюс правый фланг. Если чужаки попытаются нас обойти, встречу их во всеоружии.

— Готово.

— Что? — переспрашивает Брюннер. Голос у него глухой, словно из-под воды говорит.

— Готово! — громко кричу я.

— А?

Что-то непонятное творится со связью. За все время, что мы здесь в будущем, с такой проблемой сталкиваюсь в первый раз. Смотрю в сторону Брюннера. Несколько десятков метров — мизерное расстояние для устройств связи. Какая-то чертовщина творится. Кричу ему:

— Ты меня слышишь?!

— С трудом! — булькает в ответ Брюннер.

Еще не хватало остаться без связи в такой момент! В Отечественную, когда мы шли в тыл к противнику с напарником-наблюдателем, вырабатывали собственную систему знаков и жестов. Каждый жест обозначал определенный сигнал. Так же поступали и немцы, в этом я не сомневался. Но мы-то с Брюннером ничего не обговаривали. Кто ж знал, что тут начнутся такие пляски? И все же я надеялся, что мы поймем друг друга. Курт в пределах моей видимости, и тоже видит меня.

Чужаки все еще не предпринимают никаких действий, чего-то выжидая, и я решаю начать первым. У нас, в отличие от них, времени совсем нет.