необходимое. Но мы имеем возможность избежать такой ошибки, именно если мы никогда не будем соединять друг с другом вещи, не убедившись в том, что их соединение совершенно необходимо; так, исходя из необходимости связи фигуры с протяжением, мы делаем заключение: никакая вещь не может обладать фигурой, если она не протяженна, и т. д.

Как полагает Декарт, данный анализ методов познания подтверждает, что достоверное знание дает очевидная интуиция и необходимая дедукция. При этом простые природы даны в своей очевидности, нужно лишь правильно направлять на них ум и уметь их разграничивать. Суть человеческого знания состоит в понимании того, как простые природы составляют сложные вещи. Если это понимать, то становится видна надуманность представлений о каких-то особых, тайных и темных путях познания.

Из всего этого следует, во-первых, то, что мы изложили теперь ясно и, я думаю, посредством достаточной энумерации, ранее же показанное смутно и лишь в самых общих чертах, а именно: для человека нет иных путей к достоверному познанию истины, кроме отчетливой интуиции и необходимой дедукции; а также объяснили, что представляют собой те простые вещи, о которых мы говорили в правиле VIII. Таким образом, ясно, что интуиция ума имеет дело как со всеми этими вещами и необходимыми связями, соединяющими их, так. наконец, и со всеми прочими объектами, которые интеллект находит исключительно или в самом себе, или в воображении. О дедукции же мы будем говорить более подробно в следующих правилах.

Во-вторых, из этого следует, что не нужно прилагать никаких усилий для познания этих простых вещей, ибо они достаточно понятны сами собой, но нужно лишь стараться отличать их друг от друга и пристально рассматривать каждое из них по отдельности, пронизывая их острием ума. Не может быть настолько тупоумного человека, который не понимал бы, что в сидячем положении он чем-то отличается от самого себя, когда он стоит, но не все могут отчетливо различить сущность сидячего положения от всего остального, что при нем мыслится, и утверждать, что в этом случае не изменилось ничего, кроме положения. И не напрасно мы делаем это замечание, ибо ученые часто оказываются настолько остроумными, что находят возможным становиться слепыми в таких самоочевидных вещах, которые всегда понятны даже крестьянам. Это случается с ними всякий раз, когда они пытаются с помощью чего-нибудь очевидного объяснить сами по себе ясные вещи. Действительно, либо они объясняют что-нибудь другое, либо совсем ничего не объясняют. Кто не понимает прекрасно все те перемены, которые происходят тогда, когда мы меняем место? И кто поймет то же самое, когда ему говорят, что место есть поверхность окружающего тела? Ведь в то время, как эта поверхность может изменяться, я могу оставаться неподвижным и не менять места, или, наоборот, она может двигаться со мной таким образом, что, хотя меня будет окружать та же самая поверхность, я, однако, более не буду находиться на одном и том же месте. Не кажется ли вам, что ученые произносят магические слова, обладающие таинственным смыслом и выходящие за пределы человеческого разумения, когда говорят, что движение – вещь, понятная всем, – есть становление в действие скрытой сущности, поскольку она находится в потенции. Действительно, кто поймет эти слова? Кто не знает, что такое движение? И кто не согласится с тем, что они ищут узлы в тростниковом стволе? Итак, необходимо сказать, что совсем нет нужды давать определения подобных вещей, чтобы не принимать простого за сложное, а нужно лишь тщательно отличать их от всех прочих неизвестных вещей и друг от друга и исследовать их с помощью света своего ума.

В-третьих, из сказанного нами следует, что все человеческое знание заключается в отчетливом усмотрении того, как все эти простые вещи вместе служат для составления других вещей. Это замечание очень полезно потому, что всякий раз, когда представляется надобность исследовать какую-либо трудность, почти все люди останавливаются на пороге исследования в нерешительности, каким мыслям они должны посвятить свой ум, убежденные в том, что им нужно отыскивать некоторый новый род еще не известных вещей. Когда, например, их спрашивают о природе магнита, то они, предполагая, что это грудная и неодолимая вещь, тотчас же отдаляются духом от всего очевидного, для того чтобы обратиться к самому трудному, и, блуждая в пустом пространстве множества причин, ждут, не подвернется ли им под руку случайно что-нибудь новое. Но тот, кто думает, что в магните не может быть открыто ничего, что не состояло бы из некоторых простых и известных самих по себе естеств, и не колеблющийся в том, что ему надлежит делать, сначала заботливо соберет весь возможный для него опыт относительно этого камня, а затем попытается сделать вывод: каково должно быть необходимое соединение простых естеств, для того чтобы оно могло производить все те действия, которые он обнаружил в магните. Достигнув этого, он может смело утверждать, что вскрыл истинную природу магнита, насколько это доступно человеку в пределах данного опыта.

Наконец, в-четвертых, из сказанного нами следует, что никакие познания нельзя считать более смутными, чем другие, если они все обладают одной и той же природой и заключаются лишь в соединении известных самих по себе вещей. Этого почти никто не замечает, а убежденные в обратном и именно наиболее самонадеянные позволяют себе даже выдавать свои собственные догадки за действительные доказательства, и в вещах, совершенно им не известных, они чувствуют, что как бы сквозь тучи прозревают истины, часто темные, которые они, однако, не боятся выставлять напоказ, укутывая свои понятия известными терминами, с помощью которых они имеют обыкновение пространно и последовательно рассуждать и говорить, хотя эти термины непонятны ни им самим, ни их слушателям. Что же касается более скромных, то они часто воздерживаются исследовать множество легких и очень важных в житейском отношении вопросов только потому, что считают это дело выше своих сил, и, полагая, что эти вопросы могут быть разрешены более сильными умами, они принимают мнения тех, к авторитету которых питают наибольшее доверие.

Дедукция должна давать надежное знание по строгим правилам выводов, и Декарт перечисляет, в каких случаях можно вывести какое-либо знание из предшествующего.

В-пятых, мы говорим, что можно только делать выводы из посылок, или выводить причины из следствий, или следствия