— А сейчас я вручаю вам нашу Мэтти Грант!

Мэтти кашлянула и выступила вперед, замирая от волнения. Она обвела взглядом холостяков, пытаясь прислушаться к своему сердцу. В тот день в ресторане Дэвид просил поверить ему, почувствовать то, что реально и ощутимо.

И все-таки он лгал ей.

Она должна выбрать холостяка. Кого-нибудь. Тогда условия шоу будут выполнены, и пятьдесят тысяч долларов, в которых нуждается лига, будут принадлежать ей. Она не должна была влюбляться.

И она не влюбилась, не так ли?

Но боль, которая пронизала ее сердце, заставила Мэтти подумать, кто здесь настоящий лжец.

Она закрыла глаза, сделала глубокий вдох и прошептала имя:

— Джим.

Лариса ахнула. Даже Джим пробормотал что-то вроде: «Неужели?»

Когда Мэтти почувствовала, что пришла в себя, она открыла глаза. И ничего не увидела. Свет погас.

— Какого черта? — заорал Стив. — Вы же знаете, что шоу идет в эфир без записи на пленку! Немедленно включите свет!

— Мэтти, — услышала она рядом с собой тихий голос Дэвида.

— Дэвид? — Мэтти хотела повернуться и выбежать из комнаты, но обещание, данное Хиллари, удержало ее. Никто не увидит ее слабой или испуганной. Даже она сама.

— У меня не было шарфа, чтобы завязать тебе глаза, так что пришлось прибегнуть к этому средству.

— Ты это сделал?

— Это моя прогулка на доверие, Мэтти. У меня есть только несколько секунд, прежде чем кто-нибудь догадается, как включить свет.

— Что ты задумал? Я сказала тебе…

— Я хочу, чтобы ты слышала мой голос, больше ничего. Не смотри ни на кого, просто слушай меня.

Мэтти покачала головой, вспоминая события прошедшей недели: футбольный матч, прогулку в саду. Неужели она ошиблась? Не будет ли она потом сожалеть, что не выслушала его?

— Но…

— Никаких «но», — прошептал Дэвид. — Я сказал правду, признавшись, что до встречи с тобой я был другим человеком. Помнишь рассказ о складе? Так вот, это я написал статью о контрабанде наркотиков.

— Ты?

— Благодаря ей, я получил работу у Карла, моего редактора. — Дэвид вздохнул и взял ее за руки. Мэтти слышала, как Стив с проклятьями мечется по особняку, пытаясь наладить освещение. — Но никто не знает, почему разоблачения стали моей работой.

Мэтти почувствовала, как постепенно рушатся стены, которые каждый из них возвел вокруг себя. В темноте их больше ничто не разделяло, и ее сердце дрогнуло.

— Почему?

— Я вырос в доме, где царила ложь, — тихо сказал Дэвид. — Мать лгала отцу, отец — матери. Каждый из них заставлял меня, их единственного ребенка, хранить их секреты. Думаю, — вздохнув, добавил он, — что какой-нибудь психолог мог бы сказать, что не в состоянии избавиться ото лжи в собственном доме; я начал обнажать чужую ложь.

— Я полагаю, что это веская причина. — Мэтти сочувствовала ему, зная, каково иметь такое детство. Она поняла, что Дэвид стремился возместить то, чего был лишен.

— Возможно, так было, когда я начинал, но каждый раз, когда я писал очередное разоблачение, я терял часть себя. Когда попадалась стоящая история, как о твоей лиге, я просто перешагивал через нее, чтобы устремиться к более сенсационным заголовкам.

— Ты написал ту статью?

— Я. Небрежную и поверхностную.

— Прости, я не знала…

— Нет, ты была права. Таким я стал. Мне казалось, что я горжусь своей работой. Пока не встретил тебя. Ты заставила меня поверить, что на свете есть хорошие люди.

Мэтти думала, что пришла на шоу, чтобы возродить команды, помочь девушкам, увидеть, как их мечты становятся явью. Она не собиралась влиять на чью-либо жизнь. И однако Дэвид говорит, что просто будучи такой, какая она есть, ей удалось изменить его.

Ей, обыкновенной женщине.

— Поэтому, — продолжал он, — я бросил работу.

— Бросил? Ты не ведешь репортаж о том, что здесь происходит?

— Нет. — Даже не видя его лица, Мэтти знала, что он улыбается той неотразимой улыбкой, которая пленила ее в первый день.

— И я могу сделать с тобой все, что хочу, и никто не увидит этого?

— Конечно. Камеры практически слепы..

— А ты? — спросила Мэтти, когда Дэвид притянул ее к себе. — Ты видишь?

— Я прекрасно вижу, — прошептал он. — Я вижу женщину, которая создана для меня, которая пробуждает во мне лучшие качества и заставляет стремиться к большему.

— Неужели я сделала все это?

— Ты и тот куст, который больно ударил меня по голени. Ты — серьезный соперник, Мэтти.

Она усмехнулась.

— Мы все должны уметь хорошо делать что-нибудь.

— А что еще ты умеешь хорошо делать, Матильда?

Собственное имя, произнесенное низким чувственным голосом, оказалось последней каплей. Мэтти подавила сомнения и положилась на инстинкты. Как много раз на футбольном поле инстинкт подсказывал ей, когда устремиться в нападение, а когда — отступить! Он никогда не подводил ее. Почему она не должна довериться ему сейчас, когда она принимает одно из самых важных решений в своей жизни?

— Многое, Дэвид, — прошептала она, потянувшись к нему. В его поцелуе она нашла правду, которую искала. И все, чего не хватало в ее жизни.

Дэвид пропускал между пальцев шелковистые волосы Мэтти, массируя ее шею. Она подалась вперед, лаская руками его спину. Все в Дэвиде было твердым, надежным.

Мэтти плотнее прижалась к нему, радуясь темноте, но жалея о том, что они находятся в бальном зале, в окружении посторонних людей и чертыхающегося продюсера, тщетно пытавшегося найти исправный выключатель. Ей нужен только Дэвид, и больше никто.

Его нежный поцелуй углубился, и у Мэтти вырвался тихий стон. Она раскрыла губы, и их языки сплелись в чувственном танце, дразня и изучая друг друга.

Внезапно вспыхнул яркий свет, и они предстали перед глазами присутствующих. Оторвавшись друг от друга, Дэвид и Мэтти моргали, ослепленные неожиданным переходом от тьмы к свету.

— Вот черт! — раздраженно вырвалось у Кенни. — Если бы я знал, что для победы мне нужно всего лишь страстно целоваться, я бы давно занялся этим. Женщины приходят в восторг от моих поцелуев. — Он улыбнулся Ларисе. — Не хотите ли попробовать?

Она испуганно покачала головой.

— Напрасно. Вы не знаете, что вы теряете. — Кенни разочарованно пожал плечами.

По лицу Стива гуляла многозначительная улыбка, словно он планировал именно такой конец. Его шоу получит небывалый рейтинг! Но для Дэвида конец еще не наступил. Освещение было восстановлено, что вполне соответствовало его плану.