Я сосредоточенно лупил по клавишам, когда он вдруг спросил:

— А это что означает?

Я встал, подошел и посмотрел. В руке у него было письмо Дайкса об увольнении. Вульф протянул письмо мне.

— Вот эти обозначения в углу, сделанные карандашом. Что это такое?

Я увидел нацарапанные карандашом значки:

Пс. 145–3

— Да, я тоже обратил внимание, — закивал я. — Понятия не имею. Почтовая секция номер 145, отделение З?

— Нет, «с» — строчная, а не заглавная.

— Ну и что? Изобразить восторг по этому поводу?

— Нет. Возможно, это какой-то пустяк, но все же чудно, даже любопытно. Ты ничего не можешь предложить?

Я прикусил губу, чтобы придать себе задумчивый вид.

— С первого взгляда нет. А вы?

Он взял у меня письмо и нахмурился.

— Давай порассуждаем. «П» — заглавная, а «с» — строчная, следовательно, это не инициалы. Мне известно лишь одно слово в нашем языке, которое обычно сокращают как «Пс». А цифры, следующие за «Пс», еще повышают вероятность того, что я прав. Ты не догадался?

— Ну… «Пс» может означать «посткриптум», а цифры…

— Нет. Возьми Библию.

Я подошел к стеллажам, достал Библию и вернулся к столу.

— Открой Псалом 145 и прочитай третий стих.

Признаюсь, что мне пришлось залезать в оглавление. Отыскав Псалтырь, я пролистал страницы до нужного места и заглянул в Псалом 145.

— Черт бы меня побрал! — невольно вырвалось у меня.

— Читай! — заревел Вульф.

Я начал читать:

— «Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения».

— Ага, — сказал Вульф, исторгнув вздох, казалось, из самого нутра.

— Верно, — признал я, — роман Бэйрда Арчера назывался «Не надейтесь…». Наконец-то вы застукали этого парня, хотя и по чистой случайности. Придется сделать официальную заявку на то, чтобы это совпадение занесли в книгу рекордов. Надо же, именно в той бумаге, которую вы так настойчиво просили, оказались таинственные значки, и вы их расшифровали. Если вы столь…

— Фу, — фыркнул Вульф. — Здесь нет никакого совпадения, и любой простак мог расшифровать эти обозначения.

— Значит, я — сверхпростак.

— Нет, — он был настолько доволен собой, что мог повеликодушничать. — Без тебя у нас бы ничего не вышло. Ты привел сюда этих женщин и напугал. Они так напугались, что кто-то из них счел необходимым признать существование связи между Бэйрдом Арчером и неким лицом в конторе.

— Что за «кто-то»? Кто-то из женщин?

— Думаю, что нет. Я предпочел бы мужчину, к тому же мужчин я просил предоставить мне документы, составленные Дайксом. Ты напугал мужчину, а может и мужчин. Я должен знать кого. Ты уже договорился на сегодняшний вечер?

— Да. С блондинкой, что сидит на коммутаторе. Только представьте — трехцветная гамма на одной голове.

— Очень хорошо. Выясни, кто мог сделать эту надпись на письме Дайкса столь характерным прямоугольным почерком. Дай Бог, чтобы это не оказался сам Дайкс. — Вульф сдвинул брови и потряс головой. — Вношу поправку. Узнай только, чей почерк напоминает эти значки. Лучше их пока не показывать, как и само письмо.

— Конечно. Валяйте, усложняйте дальше, мне это раз плюнуть.

Впрочем, оказалось, что сложность задачи я преувеличивал, потому что скопировать почерк ничего не стоило. Днем, прежде чем приготовить наживку, я как следует попрактиковался, чтобы набить руку. Вечером же в шесть сорок, когда я выходил из дома на свидание, в нагрудном кармине моего недавно купленного светло-синего костюма покоилась одна из присланных нам бумаг — отпечатанный отчет Дайкса — с надписью, которую я сделал карандашом на одном из полей.

Бланш Дьюк поразила меня в тот вечер. Проглотила перед ужином две порции своей излюбленной гремучей смеси — джин, вермут, гранатовый сироп и перно, — и баста! Завязала. Кроме того, пришла она в премиленьком, хотя и довольно простом синем платье и почти без косметики. Да, самое главное, танцевала она куда лучше, чем Сью Дондеро. В целом, если сенсации в «Боболинке» она не произвела, то и краснеть мне за нее не пришлось, ну а оркестр «Боболинка» благодаря Бланш смотрелся даже лучше, чем того заслуживал. К десяти часам я уже согласился бы уплатить по счету пополам с нашим клиентом, но сдержал порыв, поскольку все-таки выполнял служебное задание.

Когда мы возвратились к своему столику после того, как я отплясал самую лихую и затейливую самбу в своей жизни, а Бланш не отставала ни на шаг, словно мы проделывали это сотни раз, я предложил ей промочить горло, учитывая, что ужин остался и далеком прошлом, но она отказалась.

— Послушай, — воспротивился я, — так дело не пойдет. Я тут блаженствую с тобой, хотя мне положено работать. Я собрался подпоить тебя как следует, чтобы развязать язык, а ты пьешь только воду. А как заставить тебя проболтаться, если ты отказываешься от спиртного?

— Я люблю танцевать, — заявила Бланш.

— Неудивительно, судя по тому, как ловко это у тебя выходит. Я, правда, тоже парень не промах, но я озабочен. Хватит мне уже наслаждаться — пора хоть что-нибудь из тебя вытянуть.

Бланш покачала головой.

— Я не пью, когда танцую, потому что люблю танцевать. Попробуй лучше завтра днем, когда я буду мыть голову. Ненавижу эти дурацкие волосы. А почему ты думаешь, что мне известно что-то, представляющее для тебя интерес?

Наш официант выжидательно завис над столиком, и я вознаградил его, заказав какую-то мелочь.

— А как же иначе? — обратился я к Бланш. — Коль скоро ты считаешь, что Дайкса убил О′Мэлли, у тебя должны быть какие-то основания…

— Я вовсе так не считаю.

— В среду вечером ты говорила иначе.

— Чтобы разозлить Элинор Грубер, — отмахнулась она, — она без ума от О′Мэлли. Что же касается меня, то я вовсе так не считаю. Думаю, что Лен Дайкс покончил с собой.

— Вот как? А кого это должно разозлить?

— Никого. Сью разве что, но она мне симпатична, поэтому я лучше об этом умолчу.

— Сью Дондеро? А почему?

— Как тебе сказать… — Бланш нахмурилась. — Ты ведь не знал Лена Дайкса?

— Нет.

— Странный он был малый. В целом, вроде неплохой, но с причудами. Перед женщинами робел, но фотографию одной из них всегда таскал в бумажнике, и как думаешь чью? Своей сестры, чтоб мне не сойти с этого места! А однажды я увидела, как он…

Внезапно она запнулась, Оркестр заиграл конгу. Плечи Бланш ритмично задергались. Мне ничего не оставалось делать. Я поднялся, предложил ей руку, Бланш выскочила из-за стола, и мы поспешили к танцующим. Четверть часа спустя мы вернулись к столику, сели и обменялись восхищенными взглядами.