Может даже и не ремонтный цех, а нечто вроде разборки, свалки. Кто знает, чем промышляли местные фермера? Может зимой как раз таки автомобильную разборку держали или СТО.

— Спрашиваю еще раз, по-хорошему: где вы живете? Если не ответишь — пожалеешь! — донесся до меня чей-то голос.

Так, а это что еще такое?

До меня донесся звук, похожий на пощечину, или просто хлесткий удар.

— Я тебя предупреждал, — заявил голос, в котором прямо-таки чувствовалась злость, — если будешь молчать — тебе конец!

Ответа не последовало.

— Ну, сам напросился!!!

— Нет-нет-нет! — а это уже целый хор голосов.

Далее послышались булькающие звуки, хрип, и снова крики нескольких голосов.

— Нет, пожалуйста, не надо!

— Заткнулись! ТЫ! Заткнись! Или будешь следующим!

Я старался не спешить, передвигаясь через лабиринт из старых кузовов.

Вот только он все никак не заканчивался, и тогда я решил несколько сжульничать — просто вскарабкался на одну из куч, и далее двинулся, словно по лестнице.

Так идти было гораздо сложнее — неровная, скользкая поверхность оказалась крайне коварной, я чуть было не поскользнулся на первом же шаге, но зато теперь начал существенно быстрее продвигаться к центру склада.

Оп!

Кузова закончились. Далее было относительно пустое пространство. Здесь была лишь парочка тракторов у входа, на трех ямах справа стояли машины (на двух, если точнее, третья яма была «свободной»), ну а в самом дальнем углу, у ворот, стоял ржавый комбайн, который уже начали разбирать, да, видно, случившийся коллапс не дал закончить работу.

Похоже, я угадал — этот цех был одновременно и разборкой, и СТО. Вон, на ямах вроде вполне приличные машины стоят. Не новье, конечно, но одного взгляда хватит, чтобы понять — тачки эти вполне активно эксплуатировались, хозяева о них заботились, и здесь они явно не для последующей разборки, а для ремонта — у одной открыт капот, и что с ней ‒ непонятно, а у второй сняты оба передних колеса. Ходовку там, что ли, делали?

Ну а в центре цеха, прямо напротив входа, откуда бил яркий дневной свет, освещавший все намного лучше, чем десяток полуживых тусклых ламп, стоял мужик. И мужик мне этот совершенно не нравился. Было в нем нечто нехорошее — то ли гопник какой, то ли бандюк. Бритая до блеска голова, забитые татуировками, которые даже футболка не скрыла, руки. Эдакое зверское выражение лица, и главное — окровавленный нож в руках, которым он эдак небрежно поигрывал.

Напротив него на коленях стояло трое. Еще один, крайний справа, лежал на полу в позе эмбриона, и под ним образовалось темное пятно — кровь, что же еще?

У всех троих пленников, стоящих на коленях, руки были связаны за спиной, как и у тела, лежавшего в луже собственной крови.

И что тут вообще происходит?

Хотя, к чему глупые вопросы?

Из открывшейся мне картины и из слов, что довелось услышать, все и так предельно ясно.

Этих четверых тут поймала какая-то банда (в том, что допрашивает их именно маргинальная личность, сомнений нет), пытает, где их «база». Причем в процессе «допроса», одного «допрашиваемого» уже отправили на тот свет.

— Булик! — крикнул лысый.

— Чего? — вот блин, а этого типа, стоявшего, привалившись к одной из створок ворот, я не заметил сразу.

— Где Хрюша?

— Покурить пошел, и узнать, чего там за стрельба у Пингвина…

— Давай, зови его, и этого вытаскивайте, пока не превратился.

— Щас… — тип у ворот оторвал зад от стены и прошмыгнул наружу.

— Ну а мы продолжим! — меж тем лысый подошел к одному из пленников, стал напротив и нагнулся, уперев руки в колени и поднеся лицо к пленнику, будто пытаясь заглянуть тому в лицо.

Но пленник понуро опустил голову вниз.

Тогда лысый схватил пленного за волосы и вздернул голову вверх.

— Слышь, ты, чушкарь! Я тебе сейчас кишки выпущу…

Но, видимо, что-то во взгляде пленного лысому не понравилось — он ослабил хватку, отступил на шаг и быстро переместился к следующему пленнику.

— Или твоему сынку! — заявил лысый, таким же образом поднявший голову второму пленнику.

Лысый повернул голову к первому, и с ехидной усмешкой заявил:

— Это ж сынок твой? Ну?

— Не трогай его! — услышал я голос пленника.

— Тогда говори, где вы, гниды, обосновались?!

Пленник молчал.

— НУ?! — лысый угрожающе замахнулся ножом.

— В Леваках, — буркнул пленник.

— Где?

— В Леваках… — повторил тот.

— Шот! Трупаки оживились. Сюда ползут!

В цех вошли двое — тот, что стоял возле дверей, и которого звали, вроде как, Булик, и второй: видимо, тот самый Хрюша.

Лысый нехотя отвернулся от пленников и пошел навстречу своим дружкам.

— Так какого хрена Пингвин стрелять начал?

— А чего ему делать? — пожал плечами Булик. — Ждать, пока поближе подойдут и загрызть попытаются?

— А что, ножом уже разучился махать? — осведомился лысый Шот.

— Да ну на хер, раз не попал, и все, мертвяк вцепится, — поморщился Булик.

— Ладно, уже все равно заканчиваем, — кивнул Шот, — этого оттащите, пока не ожил.

Шот кивнул на труп.

— Ща сделаем… — Булик деловито кивнул Хрюше и оба они направились к бездвижно лежащему телу. — Куда его?

Этот вопрос уже адресовался Шоту.

— В машину к нам посади, пусть отдохнет, — заявил тот, а Хрюша и Булик удивленно уставились на «босса».

— Совсем дебилы? Тащите на хрен отсюда, куда-нибудь за забор, и там башку проломите, чтоб не встал. Только не на базе — нам тут еще сидеть, Чичу с остальными ждать. Не хочу трупачину нюхать.

— Понял! — Булик схватил труп за правую руку, Хрюша за левую, и они потащили его на выход.

Так…получается, всего их тут четверо, однако есть еще какой-то Чича и его «остальные». Да только их еще предстоит ждать…

Ну что же…

Меж тем Шот вернулся к пленным и первым делом врезал одному из них по морде. Тому самому, что отвечал на вопросы.

Мужик, громко охнув, завалился набок.

Шот же принялся его пинать ногами.

Буцнув несколько раз, он остановился.

— Еще раз соврешь, сынку твоему башку отрежу и тебя на это смотреть заставлю! — предупредил он пленника. — И херню мне тут не лепи. В Леваках мы были, все дома обошли, и никого там не было.

Пленник, лежа на земле, ничего ответить не мог — его душил кашель. Вот ведь, сволочь лысая, как бы не отбил мужику кишки…