— Что за дела, Дмитрий Дмитриевич?

— Ты неплохо выглядишь.

Кудреев удивился:

— А почему я должен выглядеть иначе?

— Судя по тому, что говорят, ты вчера не закончил с этим, — Воронцов характерно щелкнул пальцем по шее, — и отправился не домой, как говорил, а в кафе.

Командир спецназа покачал головой:

— И ты туда же! Ну что, в конце концов, произошло? Нажрался подполковник? Потрепал бармена? Велика ли беда? Какого черта этому в твоем рембате придают чрезвычайное значение? Мне что, расслабиться нельзя? Или я какой-то особенный?

— Не о том я.

— А о чем?

— Как это объяснить… в общем, как только ты вчера ушел, у нас все разладилось. Замполит пытался как-то выправить ситуацию, пока Ольга находилась за столом. Но сестра вскоре удалилась к себе в комнату. Майор тоже словно интерес ко всему потерял. Посидел еще для проформы и свалил. Короче, остались мы одни с Леной. Нет, ты не подумай, я ни в чем не виню тебя. Но одного не пойму: зачем ты в кафе-то завалился?

Кудреев поднялся из-за стола:

— Если ты пригласил меня за тем, чтобы прочитать нотацию, то я лучше пойду.

— Да погоди ты. Никаких нотаций я тебе читать не собираюсь, да и не имею права. Скажи только одно… то, что вчера произошло, как-то связано с Олей?

Командир спецназа взглянул на Воронцова:

— При чем здесь твоя сестра?

— Ты не ответил на вопрос.

— Тебе так важно это знать?

— Конечно, она все-таки родная сестра мне.

Кудреев закурил, прошел к окну. И резко обернувшись, ответил, словно выстрелил:

— Да.

— Понятно. Мне Елена утром так и сказала, что ты, мол, только из-за Ольги ушел. Я начал было возражать, но подумал: а супруга, пожалуй, права. Что в дальнейшем и подтвердилось.

— Какие еще вопросы будут? — спросил Андрей.

Воронцов вздохнул:

— Эх, Андрюха, ну какие еще у меня могут быть вопросы?

И тут же, противореча себе, спросил:

— Тебе нравится моя сестра?

И вновь короткое:

— Да.

— Ясно! Кстати, ты ей, судя по всему, тоже. Только ради бога не подумай ничего такого.

— Я и не думаю ничего такого.

— Вот и лады. Но я пригласил тебя не только для того, чтобы поговорить о вчерашнем. Ты просил представить тебе Дубова. Так вот, он с утра прибыл в батальон. Желание встретиться с ним еще не отпало?

— Нет. Пусть минут через десять подойдет ко мне в роту.

Кудреев вышел из кабинета командира рембата, медленно пошел по коридору. Возле закрытой железной двери секретной части отряда остановился. Подумал: не зайти ли к Ольге? Но… решив, что еще рано, вышел из штаба, направившись в подразделение.

В точно назначенное время в канцелярию вошел крепкий, подтянутый лейтенант, с еле заметным шрамом над правой бровью.

— Вызывали, товарищ подполковник?

— Приглашал. Проходи, присаживайся.

Дубов сел напротив командира отряда спецназа, совершенно не понимая, для чего понадобился ему.

Кудреев попросил:

— Расскажи о себе. Лейтенант, удивленный, пожал плечами.

Рассказывать ему особенно было нечего. Родился в райцентре Курганской области. Жил с матерью, отца не помнил. Поступал в военное училище, но с первого раза провалился. Год отслужил в войсках, затем повторное поступление, на этот раз успешное. Учеба, выпуск, распределение, служба в мотострелковом полку. Чечня, рембат.

Кудреев попросил:

— О Чечне, если можно, подробнее.

— А что Чечня, товарищ подполковник? Война, она и есть война, сами знаете. Только там было все иначе, чем здесь. По крайней мере делом занимались, а не порнографией, извините.

— Орден за что получил?

— За бой один в горах.

— Что за бой?

— Закурить разрешите?

Подполковник разрешил, пододвинув к лейтенанту пепельницу.

Тот ненадолго задумался, вспоминая, видимо, тот бой. Наконец начал. Из рассказа следовало, что взвод, которым он командовал, был отправлен в одно из ущелий, с задачей заблокировать его от возможного прохода отряда боевиков. Двое суток все было тихо. На третьи передовой разведывательный дозор доложил о появлении крупной, штыков в двести, банды. А во взводе тридцать человек. Взвод принял неравный бой. Боевикам достаточно быстро удалось обойти позиции заслона и выйти в тыл. Подразделение Дубова было зажато в ущелье и, казалось, обречено.

Кудреев задал вопрос, прерывая нервный рассказ лейтенанта:

— И как же удалось вырваться из каменной ловушки?

— Нас атаковали с фронта и тыла. Фланги же не использовались, так как представляли собой неприступные скалы. Но только с виду неприступные. На самом деле с одного склона в камнях спряталась узкая расщелина. Похоже, боевики о ней не знали. По ней можно было подняться на вершину хребта, но, чтобы уйти с ранеными, взводу необходимо было сняться с позиций, что тут же подвергло его немедленной и реальной угрозе полного уничтожения. Пришлось пойти на хитрость!

Подполковник, профессионально заинтересованный рассказом молодого офицера, вновь спросил:

— Что за хитрость?

— Патроны у нас заканчивались, но оставались дымовые заряды и гранаты. Вот я и решил одновременно с двух сторон применить завесу, не прекращая ведения отвлекающего огня. Группа из четырех человек, по двое с каждой стороны, прикрывала отход основных сил. Маневр удался. Пока «чехи» прочухались, взвод втянулся в расщелину, начав подъем. Так, отстреливаясь, и вышли на вершину, по пути гранатами организовав за собой завал и приличный камнепад.

— И боевики не пытались достать вас с противоположного склона?

— Пытались, конечно, но только мои снайперы легко снимали их на подъеме. Потеряв человек десять, духи понемногу успокоились. Ударили, правда, пару раз из противотанковых гранатометов, но в результате получили очередной камнепад. Ну, а взвод к вечеру с вершины сняли «вертушки». За этот бой меня и наградили орденом Мужества.

Кудреев внимательно слушал лейтенанта, наблюдая за ним. Подполковника подкупало то, как обыденно, спокойно, без всяких лишних эмоций и приукрас, Дубов рассказывал о том, как своим умелым руководством, по сути, спас взвод от неминуемого разгрома. Лейтенант искренне считал, что не совершил ничего такого, а просто выполнил свой долг, не более того. Если посмотреть в корень, то поступок молодого офицера иначе как подвиг назвать было нельзя. Какому-нибудь генеральскому сынку, поступи он так же, сразу Героя бы дали да с повышением в штаб перевели. Впрочем, генеральский сынок никогда не оказался бы на месте Александра Дубова. Подполковник спросил: