— Лоис. «Кафе Кандид» — это очень важное место. Это кладезь.

Он покачал головой.

— Ты наверняка слышала имя Шарлотт Клингстоун.

— По телевизору-то? Я просто особо не смотрю…

— Вот что я тебе скажу, — фыркнул Гораций. — Ты ужинала, сама того не зная, в ресторанах, основанных ее учениками. Я это знаю наверняка, потому что все рестораны основаны ее учениками. Это величайшая и самая могущественная кулинарная мафия со времен двенадцати учеников Апиция, которые… Погоди! Ты же читала Эверетта Брума?

Пекарь в татуировках, по его книге я овладела азбукой хлебопеков.

Гораций торжествующе поднял палец вверх.

— Он тоже происходит из клана Кандид!

Взгляд Горация стал предостерегающим.

— Лоис, как же ты не знаешь, в чьем мире живешь? В мире Шарлотты Клингстоун.

Он поднял меню с изображением ухмыляющейся буханки.

— И, видишь ли, это становится интересно. Как хлеб с такой… гримасой попал на стол к Шарлотте Клингстоун? Как он оказался у тебя больше трех десятилетий спустя? Вас с ней что-то объединяет.

Он умолк, словно давая мне переварить такую неправдоподобную гипотезу.

— В общем, это очень интригующий документ. Дающий пищу для размышлений.

Лампа над нами погасла. Мы слишком долго стояли на одном месте.

— Так часто бывает?

— Довольно-таки, — сказал Гораций. — Но мне это не мешает. Это дает мне время подумать.

Некоторые время мы молча стояли и думали.

— Тебе надо пробиться к ней, — сказал Гораций в конце концов.

Он был прав.

Свет снова зажегся, и я увидела, что Гораций стоит на цыпочках и машет руками.

— Нужно немного движухи, чтобы свет зажегся.

Он стал нормально.

— Возьми с собой меню, я тебе отксерю.

Мы пошли к выходу, постепенно возвращаясь в настоящее.

Беспорядок в коридоре и яркие стикеры на полках и коробках, трепетавшие, как перышки, когда мы проходили мимо, ясно показывали: этот архив не спал. Гораций явно что-то задумал.

— Что ты делаешь со всем этим?

— Следую по пути, на который меня вывел архив Джона Элиота Синклера. Я понял, что еда — это самая настоящая история. Все, что мы едим, повествует о хитроумии и творчестве, об угнетении и несправедливости, причем гораздо ярче, чем любой другой предмет или источник. Разумеется, существуют книги об истории еды. Но все же… в них помещается не все. Поэтому я пытаюсь написать книгу.

Он вздохнул.

— И даже если у меня не получится — архивисты всегда этим утешаются, — возможно, я создам базу для кого-то мудрее меня.

Мы пошли дальше.

— Знаешь, это же я дал рынку имя. Я предложил его Лили. Я сказал: «Этот человек, наш спонсор, он ведет огромную тайную работу, как костный мозг». Лили повторила ему мои слова, а дальше раз — и это место называют МэрроуФэйр, «Костный Мозг». А потом, возможно, к его досаде, он и сам стал мистер Мэрроу. Удивительное слово, да? От староанглийского «mearg» — глубинная суть. Потайная сердцевина! В ее недрах создается наша кровь. Думаю, в этом и видит свою цель мистер Мэрроу — создать свежую кровь.

Показался выход из коридора. На другой стороне вестибюля сияла розовым теплица.

— И как, ему удается? — спросила я.

— Это не так-то просто — поменять культуру, — ответил Гораций. — Но я думаю, здесь происходят интересные вещи. Прибыльные предприятия, смелые вкусы… Может, даже, — тут он выпрыгнул на свет, — моя книга.

Теперь я понимала, что стеллажи, стоящие снаружи коридора, в вестибюле, были лишь верхушкой айсберга. Гораций метнулся от одного к другому и вернулся ко мне со стопкой книг.

— На, — сказал он. — Читай, образовывайся.

Вот что было в стопке:

«Кулинарная книга "Кафе Кандид", «Новая кулинарная книга "Кафе Кандид"» (обе в простых черных обложках), «Калифорнийская кухня: история «Кафе Кандид», большая и глянцевитая, и наконец потрепанная книжечка в бумажной обложке «Надо возделывать свой сад: Шарлотта Клингстоун и создание Идеального Места».

На обложке последней книги была изображена спокойная женщина с широким лицом — она стояла в саду в свободных брюках. Я узнала ее. Я знала Шарлотту Клингстоун! Она была в жюри в Ферри-билдинг. Это она была главным божеством. «Это все». У меня не было сомнений: это она сказала нет.

От: Бео

Ты пишешь про свою семью, что у вас нет никаких традиций. Когда я только прочел это, мне стало грустно, но потом я подумал об этом и даже стал тебе завидовать. Лоис, ты только подумай! Всем плевать, есть у тебя в ресторане столы или нет. Ты можешь строить роботов, печь хлеб или делать что угодно еще. Тебя вообще ничто не сковывает. Ты… легкая!

Мы приехали в Берлин. Квартира побольше прошлой, но очень темная. Шехри говорит, это ничего. Я все еще не рассказал ей про свой ресторан.

Чайман просит передать тебе, что он скучает по твоему городу возле залива. А я скучаю по твоему голосу в трубке.

Я пропустила одну встречу клуба — не специально, просто я была так занята, что напрочь о ней забыла. Неделю спустя я написала Лоис с Вудленд-Корт письмо с извинениями и заверила ее, что не забыла о них. «Нам не хватало твоего хлеба!!!!» — ответила она. С каждым разом она использовала все больше восклицательных знаков.

Когда я вошла, неся шесть буханок — одну чтобы съесть на месте, остальные — в качестве подарков, — Лоис внезапно замолкли. Я ожидала, что меня встретят как героя, но вместо этого они странно смотрели на меня.

— Что?

— Ты просто… совсем иначе выглядишь, — сказала Лоис-Училка.

— Ты выглядишь просто чудесно! — сказала Лоис из Компака.

— Правда иначе? В смысле?

— Ты просто… — Лоис-Училка подбирала слова. — Ты в прекрасной форме. Ты что, занялась йогой?

— Ты ставишь нас в неловкое положение, — хихикнула Старая Лоис. — Мы тут все такие же, как всегда, без изменений. Хотя для некоторых из нас и это достижение…

Мне захотелось выбежать в прихожую и посмотреться в зеркало.

Чтобы заполнить паузу, я начала пересказывать им события прошлого месяца. Они не знали про Мэрроу-Фэйр, и я им все рассказала.

— А я могу туда попасть? — спросила Лоис из Компака. — Звучит великолепно.

Я сказала, что рынок открыт раз в неделю, в среду утром, что вход туда только по приглашениям, но скоро он откроется для всех.

— Так ты, значит, пойдешь в «Кафе Кандид»? — спросила Лоис-Училка. — Как здорово! Мы с мужем там были сто лет назад, на двадцатилетие свадьбы.