Я взвизгнула под холодным душем и замерла, а когда проморгалась, то обнаружила, что Юрий Витальевич уже не смотрит мне в глаза. Напротив, его взгляд плотно зафиксирован на уровне моей груди, облепленной насквозь сырой майкой.

Ох ты черт! Мокрая майка на голое тело – оказывается еще хуже, чем просто голое тело. Можно сказать, практически совсем без майки.

– Ой, – пискнула я, прикрыла грудь руками и рванула в сторону комнаты, чтобы немедленно исправить беспорядок в одежде.

Единственное, чего я не учла, это того, что пол скользкий. Я не сделала и двух шагов, как нога поехала в сторону, я потеряла равновесие и начала падать, с ужасом представляя бесславную встречу лица с линолеумом. Но встреча не состоялась: сильные руки Юрия Витальевича вовремя меня подхватили.

– Чего только не придумают ценные специалисты, чтобы не выходить на работу! – укоризненно сказал босс охрипшим голосом и поставил меня на ноги.

Наверное, я все-таки повредила что-то себе, пока падала. Может быть, даже получила сотрясение мозга. Потому что точно помню, что поворачивалась к нему лицом, чтобы искрометно ответить, и даже открыла рот, но…

Но вместо этого лишь зачарованно уставилась на его губы. Они оказались так близко, что стоило чуть приподняться на цыпочки, потянуться и… Я сглотнула пересохшим горлом, судорожно пытаясь подумать о чем-то другом. Например, о том, что я только что собиралась сделать. Зачем-то же я шла… куда-то… Перед тем, как…

Юрий Витальевич то ли со смехом, то ли со стоном сгреб меня в охапку, притиснув к груди. Голова моментально закружилась, а внутри… Вот всегда считала, что про бабочек – всего лишь красивое преувеличение, но сейчас чувствовала себя так, словно проглотила целую коллекцию безумного энтомолога, и все эти насекомые разом ожили у меня в животе. Босс слегка наклонился, и его рот накрыл мои губы.

Поцелуй не был робким и нежным. Он не был грубым, настойчивым, требовательным, изучающим или каким там его обычно описывают.

Это был такой поцелуй, что сносит крышу и напрочь выжигает весь воздух вокруг.

Такой поцелуй, от которого темнеет в глазах и весь мир встает с ног на голову.

Такой поцелуй, после которого что-то точно должно случиться, потому что иначе никак невозможно.

Словно жаркая волна накрыла с головой, отрезав все краски и звуки, кроме грохота крови в висках и стука сердца, которое бухало гораздо выше, чем полагается быть сердцу, то ли в горле, то ли в затылке.

Юрий Витальевич прижимал меня к себе, крепко и в то же время бережно. От моего мокрого топика и его майка промокла насквозь. Я так остро чувствовала всей кожей, как двигается его грудь, как перекатываются его мышцы, будто между нами и вовсе не было никакой одежды.

Эта мысль взорвалась у меня в голове и взрывная волна разметала все, что еще там оставалось связного и разумного. Я обвила его руками, коснулась мускулистой твердой спины, и это было невыносимо приятно. Сквозь жаркий туман я смотрела него, и снова тянулась к его губам.

Стоп! Что я творю!

С огромным трудом, словно мы были намертво приклеены друг к другу, я разлепила руки, оторвалась от него. И со всех ног бросилась в комнату. Захлопнула дверь, привалилась к ней со своей стороны и перевела дух. Мысли никак не хотели собираться в кучу. Напротив – они разбредались в разные стороны, но в результате все равно возвращались к Юрию Витальевичу, точнее к его губам, и плечам, и рукам, и спине…

Хватит! Тем более что за дверью уже слышатся шаги.

Я выловила из этого сумасшедшего сборища мыслей одну-единственную – рациональную. И щелкнула собачкой замка. Уф! Теперь можно сделать паузу. И переодеться!

Я сорвала с себя мокрую майку, пошарила в шкафу и нашла другую – из плотной ткани. Потом стянула джинсовые шорты, которым тоже досталась изрядная порция воды из кастрюли. Вместо них теперь будут спортивные штаны. Вообще ни капельки не соблазнительно.

Ну вот теперь я в безопасности!

Дверь дернули. Она, разумеется не поддалась. В абсолютной безопасности.

– Выходи, – раздался голос Юрия Витальевича.

И тут я поняла, что выйти не могу. Вот что угодно – только не столкнуться с ним взглядом, не краснеть мучительно, вспоминая, как я на него набросилась. Мне нужно время, чтобы собраться с мыслями!

– После. Мне надо переодеться, – сразу нашлась я. – А вы пока займитесь картофелем, как и обещали.

Разговаривать из-за двери оказалось значительно проще. Я, наверное, даже вообще смогу с ним нормально общаться… Если, конечно, не придется смотреть ему в глаза.

За дверью то ли хмыкнули, то ли усмехнулись. И все-таки я услышала удаляющиеся шаги по коридору. Вот и здорово! Я съехала по двери и уселась на пол. Что вообще на меня нашло? Ну он-то ясно! Хищник, преследующий строптивую добычу. А я-то что? Почему не оттолкнула, не проявила негодования? Почему до сих пор от воспоминания об этом поцелуе сбивается дыхание?

Я не знаю, сколько так просидела до тех пор, пока шаги за дверью не раздались снова.

– Я почистил картофель. Некоторое количество. И если ты не собираешься кормить этим пюре всю округу – самое время меня остановить.

На это мне нечего было ответить. Пришлось переходить на птичий язык.

– Угу… – обреченно сказала я.

– Послушай, ну ты не можешь сидеть там вечно.

Это было правдой. Но я вовсе не обязана соглашаться!

– Почему? Очень даже могу.

– Выходи! Ты же не думаешь, что я какой-нибудь там маньяк? Я не стану на тебя набрасываться. Даже пальцем не трону! Если хочешь, мы даже не будем обсуждать, что произошло. Просто приготовим ужин. И вообще. Я буду делать вид, что ничего особенного не случилось. До тех пор, пока ты сама не решишь, что пришло время поговорить.

Звучало заманчиво. В принципе, на таких условиях я вполне могла выйти и заняться ужином. Чтобы не смущать бабулю сырой картошкой с наскоро поджаренной яичницей. Ну и нарезкой еще.

– Правда? – спросила я недоверчиво.

– Конечно! На моем месте так поступил бы каждый, – раздался уверенный голос из-за двери.

Я поколебалась еще совсем немного, поднялась с пола. Замерла в нерешительности и все-таки щелкнула замком.

Дверь распахнулась.

И уже в следующее мгновение я оказалась в крепких объятиях, а мои губы – в плену горячего рта. И снова – сопротивляться этому напору было невозможно и бесполезно.

– Вы же обещали, – выдохнула я, когда мы на мгновение разорвали поцелуй, чтобы вдохнуть.

– Выходит, я тебя обманул, – шепнул он на ухо и прижал меня к себе еще крепче.

Наверное, мне следовало злиться – на него, на себя и вообще на то, что все складывается совсем не так, как я себе представляла. Да и вообще – совсем не так. Но трудно злиться и целоваться одновременно. А целоваться хотелось больше. Еще какое-то время я пыталась приводить сама себе здравые доводы, чтобы немедленно прекратить все это. Но все эти доводы неизбежно тонули в происходящем. Мне пришлось изрядно постараться, чтобы найти один – главный. Этот точно должен сработать.