бы всю правду, которую можно сказать об этом времени и обо всем, что происходило. Вот Дмитрий идеально проводит — я сейчас наслаждался, он абсолютно „на пуантах“ проводит по этим экспозициям, „чуть-чуть с одной стороны можно сказать“, но „с другой стороны…“ и так далее, и так далее… И вырастает ощущение, которое для меня принципиально важно, ощущение того, что мы — молодая Россия. А мы — не молодая Россия, мы — многовековая Россия. Невозможно рассматривать сегодняшнее время без того, чтобы понимать и ощущать, откуда мы родом и что происходило в течение тысячи лет здесь.

Если я выхожу отсюда, сознавая, что независимо ни от чего, Ельцин это личность, которую я уважаю (а это так!) — это совсем другой коленкор. А в данном случае — абсолютно языческая история.

Дина Сорокина: Мне кажется, вы даете свою оценку, ведь каждый посетитель уходит с собственным мнением.

Никита Михалков: Я же говорю — мое мнение. Это мое собственное мнение. Как гражданина.

Дина Сорокина: Многие посетители уходят с противоположным мнением.

Никита Михалков: Я же их не разубеждаю.

Дина Сорокина: Мы задаем вопросы. Мы позволяем нашему посетителю задаться вопросами.

Никита Михалков: А ответы вы какие им даете?

Дина Сорокина: Это уже дело посетителей — найти ответы в истории. Мы здесь представляем нашу экспозицию, и это экспозиция музея, посвященного первому президенту России…

Никита Михалков: Ну скажите, пожалуйста, положа руку на сердце — как на духу: это объективно — все, что здесь?

Дина Сорокина: Наша история многогранна, как вы знаете…

Никита Михалков: Ну это же не ответ. Наша история многогранна — да. Волга впадает в Каспийское море — тоже правда…

Меня это оскорбило. Меня мультфильм оскорбил. Вот меня, как русского человека, который занимался и занимается историей, он меня оскорбил. Я не мог об этом не сказать. Будет неправдой, если сказать: „Да ладно, пусть смотрят…“

Дмитрий: Спасибо вам, на удивление было очень приятно поговорить.

Никита Михалков: Спасибо вам большое! До свидания! Спасибо!

Посетительница музея: Спасибо вам, что сделали эту передачу, что можно поделиться сейчас с тем, кто не очень понимает, не очень помнит. У меня столько аргументов не будет, но это полностью то, что я, 1985 года рождения, чувствую, помню.

Никита Сергеевич: Спасибо, если я вам чем-то помог, я очень рад.

Посетительница музея: Да.

Никита Михалкоов: Спасибо, вот мне ради этого стоило приехать».

Ну согласитесь, что аргументация, которую я встретил, довольно обтекаема и очень во многом смахивает на демагогию. Когда Дина Сорокина говорит о том, что каждый человек выносит отсюда что-то свое, — это справедливо, это правильно. Но тут есть один нюанс. Одно дело, человек, хоть как-то загруженный жизненным опытом, историческими знаниями, да и просто знаниями. Он может сравнивать, он может соглашаться, не соглашаться, потом сделать выводы. А другое дело — когда приходит такой «чистый лист бумаги»: совсем молодые люди, дети, которые получают сведения из «Википедии». Щелкнули, узнали, как звали Толстого, — и больше помнить о нем не надо. Когда приходят эти люди — они получают сразу готовую информацию. Она сформулирована. И в этом случае тут есть некая подтасовка. Они выносят мнение тех, кто им про это рассказывает. Они загружаются уже готовым продуктом отношения к этому времени. То есть сознанием того, что вся Россия до Бориса Николаевича — это мразь, рабство, кровь, предательство и гадость, а вот луч света в темном царстве — это как раз 90-е годы.

Нужен Музей Бориса Николаевича Ельцина? Конечно. Нужно увековечивать память президента страны? Нужно… Но нельзя превращать его в идола. Нельзя превращать это гигантское здание в инновационный курган, который пышет агрессивным желанием создать некий культ, который должен убедить всех, что это время было самым прекрасным для России, а все остальное нужно забыть…

Повторяю в тысячный раз. Нужен Музей Бориса Николаевича Ельцина? Конечно. Нужно увековечивать память президента страны? Нужно. Он избран народом. Почему это нужно? Потому что это часть нашей истории. Но мне кажется, что эти огромные залы с невероятными технологическими возможностями могут быть музеем 90-х годов. Тех самых, переломных лет. Музей времени, в котором, конечно же, безусловно, должно быть место и Борису Николаевичу.

Но нельзя превращать его в идола. Нельзя превращать это гигантское здание в инновационный курган, который пышет агрессивным желанием создать некий культ. Который должен убедить всех, что это время было самым прекрасным для России, а все остальное — чушь, бред — и нужно забыть.

Сам Борис Николаевич должен иметь свой, отдельный музей, с его личной жизнью, письмами, одеждой, записными книжками, всем тем, что есть здесь. Но это должно касаться только его личности, никак не подставляя его, не делая его идолом, потому что для огромного количества людей это будет неправдой, а потому будет вызывать совершенно обратную реакцию.

Это мое мнение. Вам судить.

Ну и еще, чтобы закончить полемику с Николаем Карловичем Сванидзе. Обсуждение на полном серьезе, был Иван Грозный бисексуалом или гомосексуалистом, мне кажется, уже превращается в какой-то пунктик. Я не готов обсуждать это так, как хочет Николай Карлович.

Вот несколько фрагментов из его программы «Реплика» и выступлений на «Эхе Москвы»: «Развратник был страшный. Поздние его браки даже запуганная им в прямом смысле до смерти Церковь отказывалась признавать. Он был мужчина разнообразный и юношами не брезговал. Федор Басманов, один из его ближайших подручных опричников, был с ним в связи».

«Вероятно, Грозный вступал в связи с мужчинами. На Михалкова это произвело столь мощное впечатление, что он даже поделился им с членами Совета Федерации. „Сванидзе говорит, что Грозный был гомосексуалистом!“ Это свидетельствует об очень поверхностном знакомстве Михалкова с темой дискуссии, поскольку подозрения, только не в гомосексуальности, а в бисексуальности царя Ивана, высказывались задолго до меня».

«Иван Грозный был гомосексуалист? Я этого не утверждаю, избави бог! Во-первых, подозрения в отношении царя Ивана — они сводятся не к тому, что он был гомосексуалист, а к тому, что он был бисексуал, и у него были интимные отношения с одним из его опричников, с Федором Басмановым, которого он потом грохнул, но это говорит не о гомосексуальности, а о бисексуальности, ну это сложные слова».

Ну и в конце своей «Реплики» Николай Карлович приготовил убойный аргумент: «А вот и еще один прокол. Михалков в полемике со мной достает, как ему думается, козырной аргумент: что я еще в 1975 году вступил в КПСС и долгие годы был ее членом. А затем переродился и, как законченный