Удивительной силой воли нужно обладать, чтобы не показать своим ассистентам и коллегам, что он до самого последнего момента не уверен в том, какое ввести противоядие. Профессору Добробитову казалось, что он впервые сталкивается с этим ядом, но никто не заметил его внутренней борьбы, его сомнений. Все его коллеги до сих пор убеждены в том, что профессор ЗНАЛ, какое противоядие нужно применить. А на самом деле Добробитов лишь в последнее мгновение, когда счет уже пошел на секунды, вспомнил, что много лет назад он, оказывается, встречался с подобным узором следов укуса.

Эта, не очень приметная, серо-зеленая змейка среди специалистов прозвана "сибирской гюрзой", и ее яд в несколько раз сильнее яда настоящей гюрзы. Задержись он с введением нужной сыворотки - и несчастную женщину ожидала бы неминуемая смерть.

Кто-то сказал тогда, что Добробитов спас ее благодаря своему опыту и интуиции, завистники шептали, что это простая случайность, а Анатолий Викторович никого не пытался разубеждать: сам он твердо знал, что его выручила память.

Однако вернемся к нашему герою...

Как уже было сказано, Савелий, не найдя ответы на свои вопросы, ни с кем не хотел общаться. Почему-то он был уверен, что должен САМ продраться сквозь запутанные дебри своей памяти. Почему САМ? Этот вопрос не нуждался в ответе, как аксиома, которую нужно принимать без каких-либо доказательств.

Углубляясь в воспоминания, Савелий с интересом перелистывал страницы своей жизни, как бы заново знакомясь с самим собой и переживая по-новому перипетии давно минувших дней. Чем глубже забирался он в свое прошлое, тем тревожнее становилось на душе.

Что за странная машина? Кто эти люди, сидящие рядом с ним? Какой-то мужчина с красивым благородным лицом? Какая у него странная военная форма... А кто эта очаровательная белокурая женщина с обворожительной улыбкой? Чего это она ему все время нашептывает на ухо? И как же ласково называет его: "Савушка", "мой котеночек", "мой цветочек аленький", "моя радость"... Господи! Это же мама! Его мама! Такая нежная, любимая...

Мамочка, родная, прости, что не сразу узнал тебя! Какая же ты красивая у меня! Какая у тебя чудная улыбка! Но почему мне так грустно? Почему так тревожно на душе и почему так невыносимо больно щемит сердце? Мама! Мамочка! Зачем ты бросаешь меня? Мне больно, мамочка-а-а!

Савелию казалось, что он совсем еще маленький и сидит у мамы на коленях. Они куда-то едут в красивой большой машине... Память вернула и название "эмка". Все вокруг так радостно и красиво, что хочется все время улыбаться. Улыбаться небу синему, цветочку лесному, деревьям большим... И маленький Савушка счастливо смеется.

Казалось, это счастье продлится вечно... Вечно!.. И вдруг его мама, такая красивая, такая любящая, с такими нежными и теплыми руками, неожиданно отталкивает его этими руками, и он летит, летит... Ему страшно и кажется, что его полет длится очень и очень долго... И вдруг удар, страшная боль в руке...

- Мама! Мамочка! Где ты, мамочка? Мне больно! Больно! А-а-а! - горько всхлипывает он.

Какие-то незнакомые люди подхватывают его на руки...

- Больно мне! Тетенька, больно мне! Я к маме хочу! Мама! Родненькая! Мамочка! - выкрикивал Савушка, рыдая во весь детский голосочек.

Какой же он маленький, несчастный, и ручка у него сломана, и боль нестерпимая. Но кто это там, недалеко от горящей машины? Боже мой, это же мама, моя мамочка! Зачем вы закрываете ее лицо платком? Зачем? И словно откуда-то сверху безнадежный мужской голос:

- Ей уже ничем нельзя помочь: поздно! Медицина, к сожалению, здесь совершенно бессильна.

Савелий, то ли тот - маленький, то ли тот, что лежит сейчас на даче Богомолова, изо всех сил пытается позвать свою мать, поговорить с ней... Наконец это ему удается: белокурая женщина услышала его, повернулась на его зов, протянула ему навстречу свои нежные руки... Казалось, еще мгновение - и их руки встретятся, передадут друг другу свою нежность, свою теплоту, свою любовь, но... Налетел внезапно шквалистый ветер, подхватил их тела, закружил в небесной синеве и разбросал в разные стороны...

В следующее мгновение худенькое тело Савелия окатило сильным холодным дождем. Прижимаясь к высокому деревянному забору, он медленно шел вдоль него и нет-нет да иногда притрагивался к доскам. Наконец одна из них отошла в сторону, и он, протиснув худенькое тельце в узкую щель, вернул доску на место и устремился к кирпичной котельной, в окнах которой горел тусклый свет. Изо всех сил он принялся барабанить в дверь, пока она не распахнулась настежь...

- Тетечка! Тетя Томочка!.. Это я - Говорков! - размазывая слезы по грязному лицу, выкрикивал он.

- Савушка! - всплеснула руками женщина и тут же втащила его внутрь, где было тепло и печи натужно гудели разгоревшимся углем. - Как же так? Тебя что, выгнали? - снимая с него мокрую одежонку, расспрашивала она.

- Она... она... - всхлипывая, пытался объяснить он. - Каждый день била меня... В школу не пускала...

Тетя Тамара подвела его к тазику и хотела уже мыть, как свет упал на худенькую спинку Савелия, и женщина увидела багровые рубцы от ремня или веревки.

Не выдержав, она всхлипнула, прижимая маленького Савушку к себе.

- Тетечка! Родненькая! Не отдавайте меня больше в сыновья! Никогда не отдавайте! Прошу вас! Пусть лучше меня здесь бьют! Я буду терпеть и сам никогда не буду драться! Тетенька...

И вновь налетел ураганный ветер, как бы стерев картинку прошлого и перенеся его в другое время...

Ночь. Спят ребятишки детдома, но не спится группе самых отчаянных сорвиголов: они осторожно крадутся по огромной мальчишеской спальне, будят маленького Савушку и тащат за собой. Он сопротивляется, но сил у него гораздо меньше. Вот шустрая ватага останавливается у спящего крепыша и начинает во все тяжкие молотить его, натянув одеяло на голову бедного парнишки. В какой-то момент, по знаку вожака, избиение прекращается, но двое продолжают крепко держать жертву в своих объятиях.

- Покажите рожу этого жиртреста, - усмехается главарь.

И как только с бедняги сдергивают одеяло, вожак приказывает Савелию:

- Накостыляй ему!

- Не буду! - цедит сквозь зубы Савелий.

- Дай ему по роже! - угрожающе надвигается на него вожак, который не только старше его на несколько лет, но едва ли не вдвое здоровее. - Не то сам схлопочешь!

- Ну и пусть! - упрямо отвечает Савелий.

- Дай!

- Не буду!

Вожак бьет его в лицо.

- Дай, кому говорю!

- Не буду!

Еще удар, на этот раз еще больнее. Во рту Савелия солоноватый вкус крови.

- Не будешь?

Размазывая кровь и слезы по лицу, маленький Сава упрямо твердит:

- Я никогда не буду таким, как вы! Никогда!..