Билли объяснил, что построения, парады и смотры, а также прочие публичные представления являются неотъемлемой частью военного присутствия в городе и вокруг него.

– Но настоящие сражения тоже наверняка скоро начнутся, – добавил он. – Говорят, Линкольн к этому стремится, и Дэвис, судя по всему, тоже. Он поставил в Александрии своего самого популярного командующего.

– Ты о генерале Борегаре?

Билли взял ее руку и просунул себе под локоть.

– Да. Когда-то эта армия превозносила старину Бори, теперь же все называют его маленьким напуганным павлином. А он еще подливает масла в огонь, твердя, что нашей стороне от Юга нужны только две вещи – трофеи и красотки. Это серьезное оскорбление.

«Наша сторона». «Своей» для Бретт она стала благодаря замужеству, но до сих пор при мысли об этом ее охватывало чувство неловкости и стыда, будто тем самым она невольно предавала свою настоящую родину. Так было и на этот раз.

– А капитан Фармер знает, когда начнутся сражения? – спросила она.

– Нет. Иногда я сомневаюсь, знает ли вообще кто-нибудь. Включая наших старших командиров.

– Ты осуждаешь их?

– Большинство знает свое дело, и это, конечно, выпускники Академии. Но есть и такие генералы, которые получили свои эполеты только благодаря политическим связям. Эти просто никуда не годятся. И пусть я покажусь тебе высокомерным, но я рад, что учился в Вест-Пойнте и стал инженером. Это самые лучшие войска.

– А еще первые на линии огня.

– Иногда.

– Я так боюсь за тебя, дорогой.

Билли очень хотелось признаться, что он тоже боится, но это напугало бы жену еще больше.

Очарование блеском города для Бретт начало угасать, когда они шли в сторону отеля, где собирались поужинать. Навстречу им попались два неопрятных сержанта, больше похожие на разбойников. Когда супруги проходили мимо, Бретт услышала, как один из них хихикнул и развязно сказал, что все офицеры – просто поганые задницы.

Она почувствовала, как Билли напрягся, но не остановился.

– Не обращай внимания, – сказал он. – Если я начну вмешиваться каждый раз, когда слышу нечто подобное, у меня на службу и минуты не останется. Дисциплина в армии отвратительная, но только не в роте Лайджа Фармера. Мне бы хотелось вас познакомить.

– Когда?

– Завтра. Я отвезу тебя в наш гарнизон, покажу укрепления, которые мы строим. По плану их должно быть пятьдесят или шестьдесят – кольцом вокруг всего города.

– Тебе нравится твой капитан?

– Даже очень. Правда, он чересчур религиозен, очень часто молится. Но офицеры и сержанты молятся вместе с ним.

– Ты – молишься? Билли, неужели ты… – Бретт не знала, как бы помягче закончить вопрос, но это оказалось не нужно.

– Нет, я все тот же безбожник, за которого ты вышла замуж. Но молюсь вместе со всеми – по самой простой причине. Элайджу Фармера просто нельзя ослушаться. А вообще я должен сказать, что столь глубоко верующие люди в армии не редкость.

Внезапно он потянул к себе Бретт, отводя ее с края тротуара, где двое белых мужчин избивали одетого в лохмотья негра. На саму эту сцену Билли не обратил никакого внимания, а вот его жена не могла остаться равнодушной.

– Вижу, издевательства над рабами не ограничены только южными штатами, – заметила она.

– Скорее всего, он из вольноотпущенных. Но так или иначе, негров здесь не очень жалуют.

– Тогда ради чего вы собираетесь за них воевать?

– Бретт, мы уже обсуждали это раньше. Мы воюем, потому что горстка безумцев в твоем родном штате расколола страну надвое. Никто и не собирался воевать за ниггеров. Конечно, рабство несправедливо, в этом я убежден. Хотя с практической стороны его, возможно, не следует устранять слишком быстро. Говорят, президент тоже так думает. Как и большинство военных.

Билли чувствовал неловкость, пытаясь объяснить свое мнение. Но он говорил правду: никто в армии, кроме самых ярых аболиционистов, не верил, что эта война началась ради отмены рабовладельческой системы. Просто они хотели наказать дураков и предателей, которые решили, что смогут разрушить Союз.

Задумчиво сдвинутые брови Бретт ясно говорили о том, что ей хочется поспорить, и Билли вздохнул с облегчением, увидев наконец в нескольких шагах ярко освещенный газовыми фонарями вход в отель «Уиллард».

– Ну же, довольно… – сказал он уже в светлом шумном холле отеля, заметив, что жена все еще хмурится. – Хватит политики и уныния. Ты здесь всего на два дня, и я хочу, чтобы мы как можно лучше провели это время.

– А нам обязательно идти к Стэнли и его жене?

– Нет, если только ты пистолет к моей голове приставишь. Стыдно признаться, но я не видел их с тех пор, как получил назначение. Да я лучше с целой армией Борегара встречусь, чем с ними!

Бретт засмеялась, и от прежнего напряжения не осталось и следа. У входа в зал ресторана Билли заявил:

– Я проголодался. А ты?

– Ужасно! Но мы не должны тратить слишком много времени на ужин.

Она взглянула на мужа с многозначительной улыбкой и последовала за безукоризненно вежливым метрдотелем к столику. Стараясь сохранять непроницаемое выражение лица, Билли решительно шагал за ней, чувствуя, как душа поет от счастья.

– Да уж, лучше не задерживаться… – весело пробормотал он.

Ночью Бретт разбудил какой-то далекий зловещий грохот. Словно почувствовав ее испуг, Билли тоже проснулся и повернулся к ней в темноте:

– Что случилось?

– Ты слышишь шум?

– Военные повозки.

– Я их раньше не слышала.

– Ты просто не обращала внимания. Если бы у этого города или у этой войны был основной звук, он исходил бы от повозок. Они катят день и ночь напролет. Ну-ка, дай я тебя обниму. Может, так ты быстрее снова заснешь?

Но это не помогло. Больше часа Бретт еще лежала без сна, с тревогой прислушиваясь к стуку копыт, скрипу осей, скрежету колес по мостовой, слитых в единый шум, похожий на звук далекого грома, предупреждающего о скорой грозе.

Утром Бретт чувствовала себя разбитой. Обильный завтрак ее немного взбодрил. Билли нанял прекрасное ландо, чтобы съездить на другой берег Потомака. Они ехали под хмурым предгрозовым небом, и вскоре действительно началась настоящая гроза, вторившая грохоту повозок, который Бретт теперь слышала постоянно.

Когда они пересекли Лонг-Бридж, Билли еще кое-что рассказал жене о Фармере. Капитан был родом из Индианы, до сих пор оставался холостяком, а Военную академию окончил тридцать пять лет назад.

– Он учился как раз в то время, когда там началось бурное религиозное оживление. Капитан и его однокурсник Леонидас Полк возглавили это движение среди кадетов. Через три года после выпуска Фармер уволился из армии, чтобы стать разъездным священником методистской церкви. Когда я однажды спросил его, как он жил все эти годы, он ответил: в седле. А вообще-то, его родной дом в Гринкасле, это маленький городок в Индиане.