Старший агент ФБР лежит мертвый. Теперь дом обшарят сверху донизу в поисках вещдоков. Диоген не станет здесь больше околачиваться: к чему рисковать? Да и Пендергасту лучше скрыться.

Он услышал скрежет тормозов. Колонна полицейских машин забаррикадировала Орегон-авеню, через несколько секунд они будут в доме. Пендергаст в последний раз оглянулся на своего друга, утер слезу и сбежал по ступеням.

Передняя дверь – нараспашку, на щите сигнализации мигает красная лампочка. Пендергаст перепрыгнул через мертвое собачье тело, вышел через заднюю дверь, схватил кейс и помчался через двор. Бросил пряди волос в кучу сухих листьев и исчез, словно призрак, в тенистых глубинах парка Рок-Крик.

Марго Грин первой пришла в огромный конференц-зал Мурчисона. Усевшись в одно из старых кожаных кресел, окружавших массивный дубовый стол работы XIX века, огляделась по сторонам. Повсюду удивительные, но несколько разнородные предметы – стены украшали головы занесенных в Красную книгу животных; бивни слона обрамляли дверь; были здесь и африканские маски, и шкуры леопарда, зебры и льва. Мурчисон побывал в Африке более ста лет назад. Наряду со славой замечательного белого охотника получил признание в более серьезной профессии – антропологии. В противоположном конце зала стояла пара слоновьих ног, служивших в качестве корзин для мусора. Но это был музей, а музей не должен ничего выбрасывать, и не имеет значения, что чьи-то привычки могут счесть политически некорректными.

До прихода остальных членов совета Марго воспользовалась несколькими минутами покоя – просмотрела свои записи и привела в порядок мысли. Она ощутила возраставшую нервозность, которую никак не могла подавить. Правильно ли она поступает? Она пробыла здесь всего полтора месяца, сейчас должен выйти в свет ее первый номер «Музееведения», и она уже вступает в борьбу. Почему для нее это так важно?

Ответ она уже знала. Она должна отстаивать то, во что верит. И с профессиональной точки зрения – редактора «Музееведения» – это правильный поступок. Люди хотят знать мнение журнала по этому вопросу. Замалчивание или неопределенность сразу же будут замечены. Общество поймет, с каким редактором оно имеет дело. Нет, важно показать, что «Музееведение» остается компетентным журналом, не страшащимся высказывать независимую точку зрения, даже если она не совпадает с мнением большинства. Ей представилась возможность продемонстрировать профессионализм и серьезность намерений.

Марго снова вернулась к своим записям. В обсуждаемом вопросе заинтересованы прежде всего кураторы отдела антропологии. Второго шанса донести свое мнение всему отделу ей уже не представится, и она хотела воспользоваться своим правом.

Кураторы уже входили в зал, кивали ей, переговаривались между собой, гремели почти пустым электрическим кофейником, кипятившим остатки приготовленного утром кофе. Кто-то наливал себе чашку, а потом отодвигал ее с выражением отвращения на лице. Явилась Нора Келли, сердечно поприветствовала Марго и села с противоположной стороны стола. Марго огляделась.

Все десять кураторов были на месте.

Последним пришел Хьюго Мензис. Начальником отдела антропологии он стал шесть лет назад, после безвременной кончины доктора Фрока. Мензис улыбнулся Марго по-особенному и занял место во главе стола. Поскольку большая часть статей «Музееведения» посвящена была антропологии, его назначили методистом. Она подозревала, что на работу ее взяли не без его ходатайства. В отличие от остальных музейных работников, предпочитавших солидные кейсы, Мензис носил на плече парусиновую сумку фирмы «Джон Чепмен энд компани», главного английского производителя рыболовных и охотничьих товаров. В этот момент он вынимал из сумки бумаги, раскладывал в стопки. Затем надел очки, поправил галстук и пригладил давно не стриженные седые волосы. Наконец взглянул на часы, поднял на собравшихся живые голубые глаза и откашлялся.

– Приятно, что все на месте, – голос его был пронзительным, а произношение – старомодным. – Ну что, начнем?

Все зашуршали бумагами.

– Прежде чем перейдем к рутинным вопросам, – сказал он, взглядывая на Марго, – начнем с темы, которая наверняка волнует всех. Это проблема масок Великой Кивы.

Бумажный шорох усилился. Кураторы поглядывали на Марго. Она выпрямилась, постаралась придать лицу невозмутимое выражение. В глубине души она знала, что правда на ее стороне, и это придавало ей силы и убежденности.

– Марго Грин, новый редактор «Музееведения», просила поговорить с вами. Как вам известно, индейцы племени тано требуют возвращения масок Великой Кивы, а они являются главным экспонатом предстоящей выставки. Мне – как начальнику отдела – надлежит выдать директору рекомендацию по этому вопросу. Либо мы передаем маски, либо удерживаем их у себя, либо находим какой-то компромисс. У нас с вами не демократия, но обещаю, что внимательно выслушаю мнения каждого. Должен добавить, что и сам директор выслушает совет правления и музейных юристов, прежде чем вынесет окончательное решение, а потому мое слово – не последнее. – Он улыбнулся и повернулся к Марго. – А теперь, Марго, вам слово.

Марго встала, окинула взглядом помещение.

– Большинство из вас, думаю, знают, что я намерена опубликовать статью в редакторской колонке «Музееведения», и в этой статье я выступаю за возвращение масок Великой Кивы племени тано. С черновиком статьи многие ознакомлены, и администрация обеспокоилась. – Она перевела дух, пытаясь изгнать из голоса нервную дрожь.

Она продолжила, рассказала об истории масок, о том, как они попали в коллекцию музея. К ней вернулась прежняя уверенность.

– Для тех, кто не слишком хорошо знаком с индейцами тано, – сказала она, – сообщаю: они живут в удаленной резервации на границе Нью-Мексико и Аризоны. Благодаря изоляции они сохраняют в неприкосновенности свой язык, религию и обычаи, хотя и живут рядом с современным миром. Менее двадцати процентов племени считают себя христианами. Антропологи думают, что они поселились в этом районе у реки Тано почти тысячу лет назад. Говорят они на уникальном Языке, не имеющем аналогов в мире. Рассказываю я вам это, потому что важно подчеркнуть: они не пытаются восстановить давно утраченные традиции. Тано – одно из немногих племен, которое своих традиций никогда не теряло.

Марго помолчала. Кураторы внимательно слушали и, хотя она знала, что не все с ней согласны, отнеслись к ее речи с должным уважением.

– Племя разделилось на две половины, то есть две религиозные группы. Маски Великой Кивы используют, только когда эти половины сходятся для религиозных церемоний. Кива – это круглая подземная пещера, место для молений. Племя проводит там свои большие церемонии раз в четыре года. Они верят, что их ритуалы поддерживают равновесие и гармонию не только в племени, но и на всем земном шаре. Они верят – и я ничуть не преувеличиваю, – что ужасные войны и природные катастрофы последнего столетия вызваны тем, что у них нет масок Великой Кивы, и они не могут проводить моления как положено, а вот если бы им маски вернули, в мире снова утвердились бы красота и гармония.