— А ты думаешь, что мы именно с этой целью прибегаем к нему?

Она положила голову ему на грудь.

— Не знаю, что и думать.

Брук погладил ее по волосам.

— Что тебя так беспокоит?

— Не знаю, просто я все думаю и думаю.

— О чем, например?

— Брук, ты понимаешь, что мы даже не знаем, жив ли Джеффри Килман? И не знаем, ищут ли нас с тобой. И вообще, что мы знаем о нашем будущем? Мы не знаем даже о том, что с нами будет на Рождество.

Прежде чем ответить, Брук довольно долго молчал, наконец спросил:

— Что, если я принесу елку? Мы сделаем украшения, и у нас будет все, кроме фонариков.

Кэтрин не могла не оценить его порыва.

— А остальное — ты хочешь сказать, что у нас все будет как надо?

— Ты имеешь в виду Санта Клауса, подарки и гимны?

— Да нет же. Я о том, о чем говорила.

— Давай сначала побеспокоимся о Рождестве. А обо всем остальном — потом.

— Брук, я, конечно, ценю твое спокойствие. Но как ты можешь сохранять железную выдержку, когда с нами такое происходит?

— С нами?

— Ну да, мы ведь не в летнем лагере, правда? Я ужасно себя чувствую, потому что понятия не имею о том, что с нами все-таки будет.

Брук взял ее лицо в ладони.

— Давай хорошенько поужинаем и забудем о проблемах. И изо всех сил постараемся быть счастливыми.

— Но ведь так мы ни к чему не придем, как ты не понимаешь? Всегда, когда возникают проблемы, ты уходишь от них. Ты поступал так, когда тебе было восемнадцать. Но теперь-то ты взрослый. Так посмотри же правде в глаза!

Брук опустил глаза, но Кэтрин уже заметила в них боль.

— Прости меня, — сказала она. — Мне не следовало быть такой бесчувственной и обрушивать на тебя свои проблемы.

— Обрушивать что?

— Не знаю, зачем я стала это говорить. Наверное, просто от безысходности. — Она поцеловала его в подбородок. — Если будешь стоять голым, то простудишься. Оденься, и я помогу тебе приготовить ужин.

— Да, мамочка.

Он рассмеялся, и она шутливо ударила его.

— Знаешь, самое главное, это постоянно что-нибудь делать. Я, пожалуй, сошью тебе шубу, и мы сможем выходить на прогулку. Ты мне поможешь. Начнем прямо с утра. А когда заскучаешь, то сможешь почитать какую-нибудь из моих книг. Слава богу, их у нас предостаточно.

Кэтрин взяла его за руку.

— Хочешь посмеяться? Я поехала в Кейлоун с мыслью о том, что мне предстоит приручить тамошнего дикаря. Собиралась понаблюдать за тобой, чтобы установить, как на тебя подействовала изоляция. Я думала, что при удачном стечении обстоятельств мне удастся даже уговорить тебя вернуться к цивилизации. Так вот, знаешь что? Изменился не ты, изменилась я. Глаза открылись именно у меня, не у тебя.

Брук прижал ее к себе.

— Ты такой хороший человек и замечательный любовник. Ужасно несправедливо жить так, будто весь наш мир может рухнуть в любой момент.

— Ты живешь здесь с таким ощущением?

— Я живу с таким ощущением, будто стою у края пропасти, еще немного, и я рухну в нее.

— Зимний снег сегодня — это весенняя река завтра…

— Торо?

— Нет, Роджер Бертон, директор школы, воспитавший меня.

Кэтрин хмыкнула.

— Так это он — источник всей твоей мудрости?

— Нет, ее я приобрел за годы долгого ожидания.

— Ожидания чего?

— Тебя.

13

Всю ночь и весь следующий день шел снег. Кэтрин чувствовала себя как птица, пойманная в силки. Единственное, что немного отвлекло ее, так это просьба Брука помочь ему сшить ей шубу. За все эти годы, сказал он, ему довелось пошить три шубы. Как-то раз Пол дал ему фабричную парку голубых тонов, но Брук не решился ее надеть, так как при дневном свете, да еще на снегу, был бы в ней очень заметен.

Так что весь день напролет они трудились над шубой. Брук подбил ее кроличьим мехом, и на следующее утро покончил с рукавами и воротником и, довольный собой, вручил ей обновку, едва она проснулась.

Шубка была Кэтрин в самый раз!

И она очень ей понравилась, несмотря на грубоватость швов и завязки вместо пуговиц. Впрочем, больше всего она понравилась потому, что была сшита руками любимого.

Облачившись в шубку, Кэтрин подошла к окну. И едва увидела за снежными сугробами, доходящими до середины окна, ясное голубое небо.

— Слава богу, небо чистое. А если еще завьюжит, мы будем заживо похоронены.

— Давай после завтрака прогуляемся. Заодно испытаем обновку.

Они еле выбрались из снежного плена. По хребту, однако, идти было не так тяжело, и они пошли вдоль него, жадно вдыхая морозный воздух. Вскоре им открылся удивительный по своей красоте вид, и они остановились, замерев от благоговения перед величием первозданной природы.

Кэтрин уткнулась Бруку в плечо, и он нежно ее обнял. Она почувствовала себя действительно счастливой женщиной. Какой мужчина был рядом с нею!

Любовные игры стали их основным способом времяпрепровождения. Даже занимаясь шитьем шубы, они кончили тем, что бросились в объятия друг друга среди всех этих лоскутков и кусочков меха.

Каждый раз она все больше убеждалась в серьезности взаимных чувств.

Их отношения приносили Кэтрин как ни с чем не сравнимую радость, так и нарастающую тревогу. Через несколько дней у Кэтрин должен был начаться опасный период. И ей, волей-неволей, придется объяснить Бруку, что в середине ее цикла они не могут заниматься любовью. До того Кэтрин никогда не боялась забеременеть, но сейчас… Здешняя жизнь действовала на нее, как некий яд замедленного действия, а она вовсе не хотела, чтобы растущее чувство к Бруку способствовало помутнению ее рассудка.

— Ну, так как шуба? Годится?

— У меня никогда не было лучшей.

Брук просиял.

— Погуляем еще?

— Только сначала я кое о чем тебя спрошу.

Брук уловил в голосе Кэтрин нотки тревоги.

— А что случилось?

Она закусила губу.

— Последние несколько дней были самыми лучшими в моей жизни.

— В моей тоже. Так в чем же проблема?

— Проблема в том, что мы сами себя обманываем. Так не может продолжаться.

— Но почему?

— Брук, ну не могу же я жить здесь всегда. Мы с тобой просто пребываем в мире грез.

Он ничего ей не ответил.

— Ну, как ты не понимаешь?

— Я тут уже давно живу. И вполне счастлив.

— Да… но я не такая, как ты. Моя жизнь сильно отличалась от твоей.

Брук никак не реагировал на ее слова, даже не глядел на нее. Внезапно все показалось