Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сумасшедшая, – прошептала Алена. – Совсем сумасшедшая.
– Ну, что тут у нас?
Матвей крепко обхватил Алену рукой за плечи, и от этого простого движения ей вдруг стало легко и спокойно.
– Это неправда, что я злая! – с обидой выкрикнула Алена.
– Кто тебе это сказал?
Алена дернула подбородком, показывая на пустоту перед собой.
– Что за фигня? – удивился Матвей – а удивить его было очень не просто. Но сейчас даже уши шевельнулись, выражая негодование. – Добрая. Чем мне и нравишься.
– Что?!
Матвей кашлянул, осторожно снял руки с Алениных плеч, зачем-то глянул на небо.
– Идем, идем, – подогнал он уставших ребят. – Хватит сидеть! Побежали, побежали!
На выходе из леса построились, кое-кто повалился на землю.
– Первое, – прошелся перед строем Матвей. – Никакую траву не рвем, ничего в рот не тащим! Второе! До пункта назначения – восемь километров. Это два часа прогулочным шагом. Обувь проверили, шнурки перевязали. Одежда через пять минут похода высохнет. Третье! Давайте обойдемся без розыгрышей! Еще одна шутка про привидения – и заставлю отжиматься. По количеству слов в сообщении. О том, что кто-то видел привидение или утонул в болоте, а потом воскрес, будете рассказывать вечером после отбоя. Приберегите слова для ночных страшилок. Хватит друг друга пугать – не было ничего! И – четвертое! У кого мобильный не сдох? Дайте трубу, в лагерь позвонить.
Работающий сотовый обнаружился у Кузи. Отдала она его с кокетливой улыбкой.
– А как это – ничего не было, если ребята чуть не утонули? – вкрадчиво спросила она.
– Никто нигде не тонул, – нахмурился Матвей – он пытался вспомнить телефон начальника лагеря. Не получалось. Беспомощные взгляды не помогали. – Какие болота во Владимирской области?
– А их разве здесь нет? – Голос Кузи был чист и ясен, как солнечный день.
– Есть, – отрезал Матвей, с такой силой вдавливая кнопки, что, казалось, телефон вот-вот рассыплется. – Но не здесь!
– А молнии? Шаровые? – Юлька пользовалась правом хозяйки телефона, чтобы невинно стоять рядом и задавать не менее невинные вопросы.
– Нормальные явления. Летом. В жару. – Матвей отстранил Кузю. – Слушаться надо, когда старшие говорят, а не под деревьями прятаться. У нас в отряде тоже вот так девочка встала под дерево… Алло! – гаркнул он вдруг в телефон.
– И что? – не отставала Кузя.
– И молния ударила. – Матвей озадаченно смотрел на экран.
– И что? – чуть ли не под локоть лезла Кузя.
– И все! Инвалидность выписали. Соображение на уровне пятилетнего. Ест только конфеты.
– И что? – напирала со своими не сильно разнообразными вопросами Юлька.
– Слушаться надо. И телефон у тебя не работает.
– А инопланетяне? – расстроенно спросила Кузя, принимая так и не пригодившийся сотовый.
– Улетели. Ну, чего замерли? Встали, побежали… То есть встали, пошли!
– Врет он все, – возмутилась Кузя, стоило Матвею отойти, а Томочке подойти.
– В чем врет? – Вкрадчивостью Томочка не уступала Кузе. – Про молнию? Или болото?
– Про инопланетян.
– А что инопланетяне? – сделала стойку на интересную новость Миленькая.
– Не улетели. Они еще здесь!
Идущий рядом Пося втянул голову в плечи. Но это его не спасло.
– Что, друг, – положил ему руку на загривок Кривой, – больше никого не видишь?
Коротко замахнувшись, он ударил Вальку в живот. Не готовый к нападению Пося ойкнул и согнулся пополам.
– Еще раз вякнешь о привидениях, – склонился над ним Юрка, – башку откручу и буду ею в футбол играть. Понял?
Валька пискнул что-то среднее между стоном и страдающим согласием.
– Один вон уже в лагере остался раны лечить. Смотри, чтобы тебя не отправили следом за Гагариным.
– А что Гагарин? – Глаза Кузи сияли, как стоваттные лампочки.
– Тебе же говорили – инопланетяне к себе взяли. Что-то в космосе ценное углядел, вот его и того…
– Чего – того? – прервала Кривого Томочка, подхватывая Юльку под локоть. – Как будто бы не знаешь? Разбился. Пьяный полетел, вот и разбился.
От внезапного заявления все застыли, вероятно, пытаясь представить себе этого красивого улыбчивого человека – и вдруг пьяным. Тишину прервал Гера.
– «На высоте четыре тысячи метров в самолете «МиГ» произошла разгерметизация кабины, – читал он с наладонника, – пилоты, Гагарин и Серегин, начали резкое снижение. От сильного перепада давления они временно потеряли ориентацию и способность управлять самолетом. Он ушел в пике, из которого не вышел ни на двух тысячах, ни на тысяче метров, и столкнулся с землей. Удалось найти почти все фрагменты самолета. От людей ничего не осталось. Самая крупная часть тела – кисть Гагарина…» И еще тут про подметки что-то…
– Кого же тогда похоронили? – тихо спросила ошарашенная Томочка.
– Кого-то, – пожал плечами Гера, пряча телефон в карман. – Урны с прахом Серегина и Гагарина…
Проходивший мимо Кривой сильно толкнул Геру плечом, и тот повалился под ольху.
– Историк… – процедил он, не останавливаясь.
Пося побежал вперед. Встречаться еще раз с Юркой ему не хотелось.
Больше всего Вальке хотелось дождя. Когда идет дождь, то каждый занят собой и не отвлекается на остальных. Когда дождь, Кривой не распускает руки, а отмахивается от молний футболкой. Когда дождь, можно немного побыть одному.
Дождь обещал пойти снова. Тучи набрасывались на солнце, глотали его, жевали, давились. Светило разрывало тучам животы и выкатывалось в небо, чтобы через пять минут потонуть в новой пасти. Тревожно пели птицы. Порывы ветра бросали в лицо запах скорого ливня.
Отряд вышел из поселка Андреевский, где Алена всех заставила пить парное молоко. Особенно Кривого, хоть он и упирался, орал, что у него будет несварение, что он за себя не отвечает. Но попробовав белую тягучую пахучую жидкость из жестяной кружки, разохотился и выпил не меньше литра. Да и сама Алена, словно соревнуясь с ним, стала пить быстро, давясь и немного проливая на себя. Рядом стоял Матвей с непонятно добродушной улыбкой на лице. Неужели ему нравилось, как Алена льет себе на футболку молоко и слизывает белые «усы» с губы?
От показного добродушия Валька сморщился, свое молоко вылил в крапиву и отошел в сторону.
До недавних пор ему было неизменно любопытно, что происходит в отряде. Его тянуло к ребятам, хотелось стоять рядом, слушать, смотреть, смеяться вместе со всеми. А сейчас что-то как будто оттолкнуло его от них. Он вдруг почувствовал себя особенным, избранным. Они – там – были все вместе. А он – здесь – был один. Его никто не любил, только гоняли и шпыняли. Он был им не нужен, а потому был выше их, чище, лучше.