В то утро она виделась с матерью и дочерью только мельком. Причем намеренно. Конечно, это было проявлением трусости. Но ей требовалось время, чтобы определить размеры ущерба, принять решение и справиться с глупой болью, которая продолжала терзать ее изнутри.

Пилар машинально взялась за то место на пальце, где всегда было обручальное кольцо, и внезапно поняла, что его нет. Нужно было еще привыкать к этому. Нет, черта с два! Сегодня днем она зайдет к ювелиру и купит самое дорогое, самое вызывающее кольцо, которое украсит средний палец ее левой руки.

«Символ, — сказала она себе, — свободы и начала новой жизни».

Или неудачи.

Сокрушенно вздохнув, Пилар опустилась в кресло, и тут в кабинет влетела Элен.

— Извини, мы немного задержались.

— Все в порядке. Мантия делает тебя грозной и величественной.

— Если я когда-нибудь похудею килограммов на десять, то буду носить под ней бикини. — Элен сбросила мантию и повесила ее на вешалку. Под мантией скрывался скромный коричневый костюм.

Слишком старообразный. Слишком широкий. И совершенно в стиле Элен.

— Спасибо, что выбрала для меня время. Я знаю, как ты занята.

— У нас есть два часа. — Элен опустилась в кресло, сбросила туфли и положила ноги на письменный стол. — Как насчет ленча?

— Что-то не хочется. Элен… Я знаю, ты не специалист по бракоразводным процессам, но… Тони хочет побыстрее закончить дело. Я не знаю, как мне быть.

— Пилар, я могу заняться им сама. Или порекомендовать кого-нибудь. Есть несколько акул, которые с удовольствием ухватятся за этот процесс.

— Мне будет намного спокойнее, если это сделаешь ты. Пусть все будет как можно проще. И чище.

— Очень жаль. — Элен нахмурилась и поправила очки. — Я бы с наслаждением пустила Тони кровь. Мне нужны твои финансовые документы, — начала она, придвигая к себе официальный желтый блокнот. — К счастью, несколько лет назад я сумела тебя уговорить разделить ваши состояния. Но нужно будет прикрыть твою задницу. Не сомневаюсь, что он станет претендовать на деньги, недвижимость и все остальное Но ты не согласишься ни на что.

Она сдвинула очки на кончик носа и посмотрела на Пилар поверх них взглядом старого крючкотвора.

— Я знаю, что говорю, Пилар. Он не получит ни гроша. Пострадавшая сторона — ты. На развод подает он. Он хочет вступить в новый брак. И пусть уходит с тем, с чем пришел. Ты не позволишь ему получить от этого выгоду. Вернее, я тебе этого не позволю. Ты поняла меня?

— Дело не в деньгах.

— Для тебя. Но для Тони это главное. Он привык к обеспеченной жизни и собирается ее продолжать. Сколько он высосал из тебя за последние лет десять?

Пилар заерзала на месте.

— Элен…

— Сколько именно? В виде безвозвратных займов. Дом в Сан-Франциско, дом в Италии. Мебель для обоих.

— Мы продали…

— Он продал, — поправила Элен. — Тогда ты меня не послушалась, но сейчас послушаешься или ищи себе другого адвоката. Ты так и не получила свою долю от продажи недвижимой собственности, которая была куплена на твои деньги. Черт побери, я прекрасно знаю, что он прикарманил изрядную часть твоих драгоценностей и личного имущества. Этому нужно положить конец.

Она поправила очки и откинулась на спинку кресла. На языке жестов это означало переход из ипостаси судьи в ипостась подруги.

— Пилар, я говорю это, потому что люблю тебя. Ты позволила Тони обращаться с тобой как с половой тряпкой. Осталось только написать на груди «Добро пожаловать» и попросить наступить на тебя. И я, и все остальные, которые любят тебя, не могли этого видеть.

— Наверно, так оно и было. — Пилар не собиралась плакать, но боль была слишком свежа. — Я любила Тони и в глубине души думала, что, если буду ему нужна, он снова полюбит меня. Однако сегодня ночью кое-что случилось, и это многое изменило. Точнее, я сама изменилась.

— Рассказывай.

Пилар поднялась и, расхаживая по кабинету, поведала Элен о телефонном звонке.

— Когда я услышала его небрежные извинения, вызванные желанием как можно скорее положить трубку и начать утешать Рене, которая сама набросилась на меня, мне стало стыдно за всех нас. А позже, немного успокоившись, я кое-что поняла. Элен, я больше не люблю его. Может быть, это произошло давно. И поэтому я чувствую себя жалкой.

— Ничего подобного больше не будет. — Элен сняла трубку. — Хочу распорядиться, чтобы нам принесли что-нибудь поесть. Я объясню тебе, что нужно делать. А затем, моя дорогая, мы это сделаем. Ладно? — Она протянула руку. — Позволь помочь тебе. Помочь по-настоящему.

— Ладно, — вздохнула Пилар. — Ладно… Сколько времени это займет? Больше часа?

— Едва ли… Карл? Принесите мне две порции цыпленка с салатом, два капуччино и большую бутылку минеральной. Спасибо. — Она положила трубку.

— Отлично. — Пилар села на место. — Здесь неподалеку есть хороший, дорогой ювелирный магазин?

— Вообще-то есть… А что?

— Если у тебя останется несколько минут до нового облачения в мантию, ты сможешь помочь мне купить что-нибудь символическое, яркое и безвкусное. — Она подняла левую руку. — Что-нибудь такое, от чего у Рене потекли бы слюнки.

Элен одобрительно кивнула:

— Давно бы так!

Воскресенье легло на конец недели так же, как бальзам ложится на ссадину. Не нужно будет утром облачаться в шерсть и фланель, не нужно будет обрезать лозы и шеей ощущать дыхание Тайлера, ожидающего, когда она сделает ошибку.

Можно будет поехать в город, пройтись по магазинам, увидеться с людьми. Вспомнить, что такое настоящая жизнь.

Подумав об этом, София собралась позвонить подруге и договориться о встрече. Но потом решила провести свободное время с матерью.

Встречу с друзьями можно будет назначить на следующий выходной. Она проведет уик-энд в Сан-Франциско, созовет у себя вечеринку с обедом, сходит в клуб. А сейчас пойдет к матери и устроит девичник.

София бодро постучала в дверь материнской спальни, а затем вошла, не дожидаясь ответа. С Пилар это было необязательно.

Кровать была уже застелена, шторы раздвинуты, в окна лился колеблющийся солнечный свет. Из смежной ванной вышла Мария.

— А где мама?

— След простыл. Думаю, она в оранжерее.

— Я найду ее. — София шагнула к дверям, но остановилась на пороге: — Мария, всю эту неделю я ее почти не видела. Как она?

Мария сжала губы и начала без всякой необходимости переставлять вазу с желтыми розами на туалетном столике.

— Должна сказать, она плохо спит. Ест, как птичка, и только потому, что я настаиваю. Я ругала ее вчера, а она сказала, что это праздничный стресс. Какой там стресс?! — Мария всплеснула руками. — Ваша мама любит Рождество! Во всем виноват этот человек. Я не желаю зла вашему отцу, но если из-за него моя девочка заболеет, он мне ответит!