– Мистер Рильке, а мы как раз обсуждали количество мебели, которое собираемся провести через «Бауэри». Вам уже давно пора выплачивать нам комиссионные.

– Вы так считаете, мистер Дженсон? Хорошо, я подумаю. Давно не просматривал отчеты по мебели и не проверял, кто что купил…

– Я пошутил, Рильке. Шуточка у меня такая. Лишний раз проверять – только время терять.

Его компаньоны начали расходиться – главное они уже обсудили. Я профессионально улыбнулся им:

– Итак, господа, торги начинаются. Мне кажется, такие площадочки не предназначены для сборищ, подобных нашему. В зале для вас вино и бутерброды. Проходите, угощайтесь.

Они прошли вперед, и темный вестибюль на миг осветился из торгового зала. Теплое вино в половине двенадцатого. Я отметил себе: поднять начальную цену шкафа выше люстры.

В аукционном зале завершался осмотр. Я прошел к подиуму, здороваясь с теми, кого знал, но не останавливаясь. Я замечал всех, кто пришел, и прикидывал, какие лоты их могли бы заинтересовать.

На аукционах нет общепринятого стиля одежды. Здесь богатые и бедные сходятся вместе, и кто сможет отличить их друг от друга? Вот мужчина рассматривает картины и сверяет их с записями в своем блокноте. Пиджак его серого костюма прожжен сигаретой, а брюки отвисли на пятой точке. Неопрятный тип, не заслуживает второго взгляда, но такой может вынуть из кармана тысячу наличными. Сто фунтов на новый костюм? Зачем, если можно купить неплохую картину за те же деньги, вставить ее в новую раму и перепродать в три раза дороже. А вот парень в твидовом пиджаке, с иголочки, который говорит по мобильному, откинувшись в кресле. Интересно, с кем? С партнером из Штатов? Хэнк, я тут кое-что нашел, ты кончишь от радости. Или со своим банковским менеджером? Господин Мензис, да, я много потратил в последнее время, но если вы дадите согласие прислать мне эти три чека, я обещаю, что деньги вернутся к вам до конца недели.

Выпусти этих людей толпой на улицу, и ни за что не догадаешься, кто они. Самая правдоподобная догадка – особо крупная группа Анонимных Алкоголиков. Сейчас толкаются среди мебели и столиков с закуской, обдумывают планы и ставят пометки в каталогах – свои секретные иероглифы счастья и процветания.

Над дверью каждого аукционного дома должна висеть табличка: «Покупатель, будь бдителен!» Здесь можно потерять состояние быстрее, чем на скачках. Вот новичок, только принятый в команду, еще не опомнившийся после недавнего ухода на пенсию. Прихватил справочник коллекционера. Рядом с ним теперь новые друзья. За все долгие годы работы в конторе он не встречал таких интересных и милых людей. И умных: они много знают и охотно делятся с ним. Советуют, что и где покупать. Странствия состарившегося повесы, сцена первая: повеса получает наследство. А я ничего не делаю, чтобы остановить надувательство этого хорошего человека – он только-только ушел от стабильной работы, от гарантированной зарплаты и сразу попал в руки игроков. Может, стоит наклониться к нему и прошептать на ухо:

Бегите, сэр,

Подальше в горы.

Вы для нас слишком честный,

Мы возьмем вас

И вытряхнем все —

Все до последнего пенни.

Но зачем? Вот он сидит тут, слегка под мухой от вина в столь ранний час, и многозначительно помечает что-то в своем каталоге. Слепой за карточным столом. Готовый покупать, доверившись цыганскому сброду, – всем нам, матерым профи, кто с радостью примет его в свои объятия. Этот человек думает, что нашел легкий путь.

Если ты достаточно взрослый, чтобы подписать чек, значит, и свою цену назвать можешь. Сумасшедший? Плевать, со своими деньгами ты будешь здесь желанным гостем. Пьяный? Со всеми случается. Выпей еще, и я направлю твою руку, когда будешь подписывать. Мы тут без предрассудков. Во что бы ты ни верил и что бы тебя ни печалило – заходи к нам. Заходи и покупай.

Кружок Дженсона столпился у двери – невозмутимая кучка сообщников, но сегодня им выпали плохие руны. В другом углу зала, как гастролеры, коими они и были, – ирландские мальчуганы. Явились не запылились. Настоящая ирландская тусовка – громкоголосые ребята с несмешным юмором и завуалированными намеками на ИРА. Крупные, сыновья фермеров, вскормленные на желчи вместо молока. Такие прорвут любое оцепление Дженсона и вернутся на Старую Родину с трофеями.

Роза села справа от меня и окинула зал взглядом. Ее глаза сверлили пришедших, выискивая платежеспособных клиентов, готовых начать торги. Когда дело касается денег, мозги у Розы работают отменно. Вечером она может свалиться без сил, но, пока идут торги, Роза не теряет контроль над толпой. Она наклонилась ко мне:

– Заметил, кто там? – Я кивнул, не глядя на нее. – Обожаю этих ирландских болванов, – продолжала она.

– Не их, а их деньги.

– Да, люблю их за их деньги и еще за то, что они собираются поиметь эту суку Дженсона. Обещаю, Рильке, когда-нибудь я сдам эту компашку.

Она посмотрела на меня и засмеялась. Иногда она мне почти нравится. Я улыбнулся, а она, довольная своей шуткой и предвкушая торги, выпрямилась и повела плечами. Я скользнул взглядом по вырезу ее платья, по груди, зажатой черным кружевным лифчиком. Шея хорошей формы, нежная белая кожа. Я отвел глаза.

Обычно я поднимаюсь на подиум, заменив себя на Господина Несговорчивого. Одет я, как полагается аукционисту. Только дайте приняться за дело. Темно-синий костюм в тонкую серебристую полоску, которая отлично сочетается с моими блестящими черными волосами, зачесанными наверх. Двубортный пиджак с широкими лацканами от Аль Капоне. И зеркальные очки. Их черные линзы напоминают глазные впадины на черепе. Вместо глаз – минеральное отражение толпы. В петлице надушенная красная роза цвета вампирской мантии. По ходу аукциона ее лепестки один за другим опадут. Итак, я поднимаюсь на кафедру, облокачиваюсь на нее и беру в правую руку молоток. Гул в зале затихает и переходит в шепот. Три удара – и воцаряется тишина.

– Дамы и господа, добро пожаловать на «Аукцион Бауэри» – ежемесячную распродажу произведений изобразительного искусства и других коллекционных вещей. Осмотр окончен. Всех участников мы просим получить номер у передней стойки. Во время торгов осмотр не производится…

Я разглагольствую, а глаза стекленеют. Я осматриваю зал, запоминаю, кто где сидит.

Я начинаю торги.

– Первый лот – гравюра в стиле Мюирхеда Боуна.[11]

Джимми Джеймс, похожий на древнего тролля, мрачный, в пыльнике цвета хаки, сгорбился у стены с картинами. Выглядит хуже некуда – похмелье, на кончике красного клюва висит капля. Он нахмурился всему сборищу и стал медленно-медленно поднимать указку, словно она из свинца, а не из бальзамина, и дотронулся ею до маленькой темной гравюры.

– Вот эта.

– Тридцать фунтов? Тридцать? Кто начинает с тридцати? Двадцать пять? Двадцать? Ну же, леди и джентльмены. Вы ведь уже успели все рассмотреть. Без подписи. Прекрасная гравюра, в стиле Мюирхеда Боуна.