Питеру еще не приходилось слышать, чтобы из человеческой груди вырывался такой вопль, какой испустил Быстрый Олень, муж Желтой Птицы и вождь племени, когда он поздоровался с Веселым Роджером. Это был старинный боевой клич индейцев кри, а то, что произошло вечером, и вовсе привело Питера в неистовое возбуждение. Пылали огромные костры, вокруг них пело, плясало, смеялось и пировало все племя под нестройное завывание полусотни сивашских собак. Собаки эти Питеру не понравились, но он не стал затевать драку, потому что ему хотелось лежать рядом с Солнечной Тучкой, сунув нос в ее ласковую смуглую руку.

В этот вечер, сидя у большого костра возле типи Быстрого Оленя, Роджер впервые за много недель чувствовал себя счастливым. То и дело он поглядывал на Желтую Птицу. За пять лет она почти не изменилась. Ее глаза блестели глубоким блеском, зубы были белее молока, а на щеках играл такой же темный румянец, как и на щеках Солнечной Тучки. Все это неопровержимо свидетельствовало о том, что ей жилось хорошо и спокойно. Любовался он и Солнечной Тучкой, которая была в полной мере наделена нежной красотой северных индианок. С неменьшим удовольствием смотрел он и на Быстрого Оленя — их счастье было и его счастьем. То же счастье светилось в глазах всех мужчин, женщин и детей, которых он видел вокруг. Быстрый Олень сообщил ему, что три зимы подряд охота была на редкость удачной, а в это лето они заготовили столько рыбы, что им ее хватит на всю зиму, даже если снова настанут черные дни. Их племя стало теперь богатым: у них есть много теплых одеял, хорошей одежды, типи, ружей и саней да еще несколько редкостных диковинок в придачу. В этот же вечер Желтая Птица и ее муж с гордостью показали Веселому Роджеру два из этих новых сокровищ — швейную машину и граммофон! И на берегу озера Уолластон, в шестистах милях от Гребня Крэгга, он слушал «Матушку Макри», «Четки»и другие грустные и веселые песенки.

А поздно ночью, когда становище уснуло, Роджер еще долго сидел у погасшего костра с Желтой Птицей и Быстрым Оленем, рассказывал им о том, что произошло с ним на границе населенных мест. Он был рад излить сердце, и хотя его слушал и Быстрый Олень, исповедовался он Желтой Птице, зная, что ее чуткое сердце полно сочувствия. Тихим голосом, которому, как голосам всех ее соплеменниц, была присуща особая мелодичность, она расспрашивала его про Нейду, и ее тонкие пальцы нежно поглаживали каштановую прядь, которую доверил ей Роджер. Потом она сказала:

— Я дала имя твоей девушке. Она — У-Ми, Голубка.

Что-то в ее голосе заставило Быстрого Оленя вздрогнуть.

— Голубка, — повторил он.

— Да, У-Ми, Голубка, — кивнула Желтая Птица. Она не смотрела на них. Ее фигура застыла в неподвижности, а в глазах плясали отблески костра. Не попросив у Роджера разрешения, она спрятала волосы Нейды у себя на груди. — У-Ми, Голубка, — повторила она, глядя вдаль. — Так ее зовут, потому что голубка летит быстро, прямо и верно. Через леса, озера и реки летит голубка. Она не устает. Не замедляет полета. Она всегда летит домой.

Быстрый Олень бесшумно поднялся на ноги.

— Пойдем! — шепнул он Веселому Роджеру.

Желтая Птица не оглянулась на них и не сказала ни слова. Быстрый Олень взял Веселого Роджера за локоть и потянул за собой. В его глазах был почтительный испуг.

— Сегодня ночью ее дух навестит У-Ми, — сказал он с благоговением. — Он побывает в тех местах, о которых ты нам рассказывал, побывает в сердце твоей девушки, а завтра утром расскажет тебе через Желтую Птицу, что случилось и что может случиться.

Быстрый Олень уже лег, а Веселый Роджер продолжал стоять у зарослей ивняка, глядя на Желтую Птицу, которая сидела неподвижно, точно каменное изваяние. Ему стало немного не по себе. Он не был суеверен, но зато верил в силу внушения и самовнушения. «Если у тебя хватит убеждения и упорства, то может сбыться все, чего ты захочешь», — не раз говорил он себе. И он знал, что Желтая Птица обладает именно таким убежденным упорством и передающейся из поколения в поколение неколебимой верой в силу духов. Роджер твердо знал, что сам он не обладает никакими сверхъестественными способностями, но таинственное безмолвие ночи нашептывало ему, что, быть может, мозг Желтой Птицы наделен какими-то таинственными свойствами, которые утратил цивилизованный человек, выйдя из первобытного состояния, и благодаря этим свойствам ей, быть может, удастся и в самом деле совершить то, что ему представляется чудом. Чего не бывает на свете! Опустившись на песок, Роджер продолжал наблюдать за Желтой Птицей, а Питер свернулся у его ног.

Мак-Кей видел, как в тусклом свете звезд чуть блестят ее волосы, но ее лицо и неподвижная фигура были погружены в глубокую тень. Становище спало. Даже собаки затихли и зарылись в песок; тлеющие угли костров погасли. Прошел час, другой, веки Веселого Роджера словно налились свинцом, и он уснул, привалившись спиной к песчаному холмику, насыпанному детьми. Ему снилось, будто он летит по воздуху с Желтой Птицей. Она неслась вперед с быстротой стрелы, а он отставал и, наконец, в испуге закричал, чтобы она подождала — он вот-вот упадет. Собственный крик разбудил его. Он открыл глаза и увидел, что в сером небе занимается заря. Разбуженный Питер тыкался носом в его руку. Быстрый Олень лежал рядом на песке и крепко спал. Становище было по-прежнему погружено в сонное безмолвие. Вздрогнув, Мак-Кей посмотрел на типи Желтой Птицы.

Индианка все еще сидела на прежнем месте, и казалось, что за всю ночь она так ни разу и не пошевелилась. Роджер с трудом поднялся на ноги. Когда он бесшумно подошел к Желтой Птице, она подняла голову и посмотрела на него. Ее волосы и длинные ресницы поседели от росы. Лицо осунулось и побледнело, а глаза стали такими огромными, что он даже испугался. Желтая Птица казалась очень утомленной. Ее плечи устало поникли.

Она вздохнула и чуть-чуть вздрогнула.

— Садись, Никева, — прошептала она, прижимая косы к груди, словно чтобы согреться.

Она провела тонкой рукой по глазам и поежилась.

— Все хорошо, Никева, — сказала она тихо. — Я летала через облака туда, где живет У-Ми, Голубка. Я увидела, что она плачет на лесной тропе. Я шепнула ей, что придет счастье — долгое счастье для Никевы и для Голубки. Это счастье не может погибнуть. Его нельзя убить. Люди в красной одежде, которые служат Великому Белому Отцу, не смогут его погубить. Вы будете жить — ты и она. И встретитесь. И с вами будет счастье. Вот что я узнала, Никева. Вы встретитесь и будете счастливы.

— Но где, когда? — прошептал Веселый Роджер, невольно поддаваясь волнению.

Желтая Птица опять провела рукой по глазам и наклонила голову так, что Мак-Кей видел только ее влажные от росы волосы.

— В Далеком Краю, Никева, — ответила она.

И снова подняла на него большие таинственные глаза.

— Но где же это, Желтая Птица? — спросил он с внезапным страхом. — Ты думаешь, там? — И он указал на серое небо у них над головами.

— Нет, счастье ждет вас в жизни, а не в смерти, — медленно проговорила индианка. — Не в Надзвездной стране, а… а в Далеком Краю. — Ее голова снова устало поникла. — Я не знаю, Никева, где это. Большое белое облако закрыло мне путь. Но где-то этот край есть. Я найду его. И скажу тебе… и Голубке.