Саймон им понравился, потому что теперь им было с кем и о ком поболтать. Самцы, похоже, большую часть времени проводили за своими играми в воздухе. В полдень они спускались к пирамидам за едой, но долго не задерживались и бесед не вели. С наступлением ночи они приземлялись снова, но только ради ужина и короткого полового акта. После которого они обычно дремали.

– Мы для них просто вещи, – с обидой заявила одна самка. – Источники питания и удовольствия.

Шар на вершине самки был весьма любопытным органом. Одно из его отверстий представляло собой комбинацию швартовочного замка, соска, выделявшего питательную кашицу, и влагалища. Самки паслись на лугу, переваривали пищу и через сосок внутри шара кормили ею кончики носов самцов. В это отверстие также проникал тонкий и длинный, похожий на язык, половой орган самца. Отверстие на другой стороне шара было анусом и ртом. Оно сжималось и разжималось, издавая свистящую речь.

Саймон не горел желанием вмешиваться в супружеские дела этих существ. Однако, если ему хотелось получить информацию, он был вынужден продемонстрировать толику заинтересованности и сочувствия. Поэтому он просвистел вопрос самке, которую для себя окрестил Анастасией.

– Так и есть, – ответила Анастасия. – Мы делаем всю работу, а эти никчемные сукины дети весь день бездельничают и развлекаются.

Вообще-то Анастасия не говорила таких слов, как «сукины дети», но Саймон перевел их именно так. На самом деле она сказала что-то вроде «бздуны в буре».

– Мы, женщины, разговариваем между собой в течение дня, – сказала она. – Но вечером нам бы хотелось поговорить и с нашими мужчинами. В конце концов, они весь день парят в вышине, отлично проводя время, видя с небес разные интересные вещи. Но разве они, по-вашему, хотя бы на миг посвящают нас в то, что происходит за пределами этих лугов? Нет, все, что им нужно, это набить животы, трахнуться по-быстрому и погрузиться в сон. Когда же мы жалуемся, они говорят нам в ответ, что даже если расскажут нам, чем занимались и что видели, мы все равно ничего не поймем. И мы прозябаем здесь, привязанные к этим крошечным лугам, трудимся весь день, заботимся о детях, а они в это время в свое удовольствие носятся по небесам. Это несправедливо!

Саймон свистнул еще несколько сочувственных фраз, а затем спустился на берег, чтобы понаблюдать за самцами.

Он уже выяснил, что в желудках у них также образуется водород. Именно этот газ позволял им парить в воздухе. В качестве балласта они использовали воду, которую набирали из океана через полые щупальца. Когда им было нужно быстро набрать высоту, они выпускали воду и взмывали ввысь. Они вечно летали наперегонки, делали мертвую петлю и бочку Иммельмана, или же играли в разные игры – салки, догонялки, «догони вожака» или «поймай птичку». Последняя игра состояла в погоне за птицей. Ее преследовали до тех пор, пока не ловили, всосав в дюзы реактивного отверстия или вынудив сесть на землю.

Им также нравилось пугать на земле стада животных, резко снижая высоту и вынуждая их броситься в бегство. Выигрывал тот, чье стадо поднимало самое большое облако пыли.

У самцов имелся и другой способ общения, помимо свиста. Они также умели испускать короткие или длинные струйки дыма, соответствовавшие голосовым точкам и тире.

Этот способ позволял им разговаривать друг с другом на больших расстояниях или окликать своих приятелей, если им случалось заметить что-то интересное. Но они никогда не пользовались им в присутствии самок. И были несказанно рады тому, что у них имелся секрет. Разумеется, самки были в курсе, так как мужчины иногда хвастались им. Что лишь усиливало недовольство их прекрасных половин.

Саймон не задержался бы долго на этой планете, которой он дал название Жиффар, – в честь француза, который первым успешно поднял в небо летательный аппарат легче воздуха. Вряд ли у местных уроженцев имелись ответы на его вопросы. Но потом он поговорил с Графом, как он окрестил самого большого самца, который доминировал над стадом. Граф доверительно признался ему, что самцы тратили отнюдь не все свое время на игры. У них часто бывали философские диспуты, чаще всего во второй половине дня, когда они отдыхали. Плывя по океану или озеру, они обсуждали важные проблемы вселенной. Услышав это, Саймон решил подождать, пока не овладеет языком в той степени, чтобы беседовать с самцами о философии. Через несколько месяцев после приземления он спросил у Графа, не возьмет ли тот его на озеро, где самцы устраивали свои сходки. Граф сказал, что будет только рад.

На следующий день Граф обернул щупальце вокруг Саймона и взмыл с ним в воздух. Саймон был в восторге, хотя и немного испугался. Было бы лучше, если бы он прилетел к озеру в спасательной шлюпке. Но он жаждал новых приключений, а такое, как это, он вряд ли мог найти на какой-либо иной планете.

На подлете к озеру Саймон вынул из кармана сигару и закурил. Это была хорошая сигара, сделанная из табака с плантаций Внешней Монголии. Саймон радостно попыхивал ею на высоте в несколько сотен футов над густым желтым лесом. Ветерок нежно овевал ему лицо, а в нескольких футах от него хлопала крыльями большая черная птица с красным гребнем. Со всех сторон его окружала умиротворяющая небесная синева. Это был один из тех редких моментов, когда Бог, казалось, и впрямь обитал на небесах, и с этим миром все было хорошо.

Увы, как обычно, сей редкий момент длился недолго. Внезапно Граф задергался вверх и вниз, отчего Саймона чуть не вырвало. Затем он резко свистнул, и щупальце вокруг талии Саймона распрямилось. Саймон ухватился за него и, повиснув, заорал на Графа. Когда приступ паники чуть поутих, он вынул изо рта сигару и свистнул Графу:

– В чем дело?

– Что ты делаешь? – свистнул в ответ Граф, словно паровой чайник. – Ты горишь!

– Что? – свистнул в ответ Саймон.

– Отпусти! Отпусти! Я сгорю!

– А я упаду, чертов дурак!

– Отпусти! Кому говорят!

Саймон посмотрел вниз. Они были теперь над озером, на высоте около сотни футов. Внизу в воде плавали сигарообразные самцы. Вернее, плавали секундой раньше. Внезапно они как по команде взмыли вверх, выпустили из полых щупалец балласт и бросились врассыпную.

Через пару секунд Саймон понял, что происходит. Он разжал пальцы и уронил сигару. Граф тотчас же прекратил дергаться, а через мгновение высадил Саймона на берегу озера. Однако его кожа была темнее ее обычного фиолетового цвета,