— О да, — сказала Аврелия. — Это — больше всего.

— У нее есть так много, ради чего стоит жить!

— Нет. Ее муж и сын умерли. Поэтому ей незачем жить. Я уже говорила тебе об этом. — И — чудо из чудес! — красивые фиолетовые глаза Аврелии наполнились слезами! — Я почти понимаю ее. Мой муж умер. Если бы ты умер, Цезарь, это был бы и мой конец.

— Конечно, это было бы горем, но не концом, мама, — возразил Цезарь, не в состоянии поверить, что он так много значит для матери. — У тебя есть внуки, у тебя — две дочери.

— Это правда. У Юлии этого нет. — Слезы уже высохли. — Но вся жизнь женщины — в ее мужчинах, Цезарь, а не в женщинах, которых она родила, и не в детях, которых родили они. Ни одна женщина не оценивает свою судьбу правильно. А судьба эта неблагодарна и неясна. Мужчины управляют миром, мужчины, а не женщины. Но умная женщина проживает свою жизнь через своих мужчин.

Цезарь почувствовал в ней слабость и ударил:

— Мама, что значил для тебя Сулла?

И, ослабевшая, она ответила:

— Он для меня был стимулом, интересом. Он ценил меня так, как никогда не ценил меня твой отец. Хотя я не хотела бы стать женой Суллы. Или его любовницей. Твой отец — мой единственный мужчина. А Сулла был моей мечтой. Не из-за его величия, а из-за страданий. У него не было друзей среди равных ему. Только один греческий актер, который последовал за ним после его отставки, и я, женщина. — Слабость ушла. Аврелия оживилась. — Но хватит об этом! Проводи меня к Юлии.

Юлия теперь превратилась в тень себя прежней, но немного воодушевилась, увидев Цезаря. И Цезарь лучше понял то, что говорила ему мать: умная женщина живет через своих мужчин. «Неужели так может быть? — думал он. — Неужели женщинам больше ничего не нужно?» Но потом он представил себе Римский Форум и Палату, где половину составляют женщины, и содрогнулся. Женщины существуют для удовольствия, для приватной компании, для услуг и пользы. Очень плохо, если они захотят большего!

— Расскажи мне, что говорят на Форуме, — попросила Юлия, держа руку Цезаря в своей.

Ее рука, заметил он, все более и более напоминала птичью лапку. Его ноздри, привыкшие к изысканному аромату, который она всегда распространяла вокруг себя, уловили что-то кислое, какой-то запах, которого не могли скрыть духи. И это был не возраст. Вдруг всплыло слово «смерть». Цезарь отогнал его и заставил себя улыбнуться.

— Я могу рассказать тебе что-нибудь о Форуме или о базилике, — весело сказал он.

— О базилике? Какой?

— О первой базилике, базилике Порции, которую Катон Цензор построил сто лет назад. Как ты знаешь, на первом этаже там заседает коллегия плебейских трибунов. Возможно, потому, что плебейские трибуны радуются возвращению своих полномочий, но состав трибуната нынешнего года решил улучшить помещение. Как раз в его середине стоит огромная колонна, которая мешает им проводить собрания в большем составе — там умещается только десять человек. Поэтому Плавтий, глава коллегии, решил отделаться от столба. Он позвал самых лучших архитекторов и спросил их, есть ли какая-нибудь возможность избавиться от колонны. После многочисленных промеров и расчетов он получил ответ: да, колонну можно убрать, и здание не пострадает.

Юлия лежала на ложе, Цезарь присел на край. Ее большие серые глаза, провалившиеся в синие глазницы, в упор смотрели ему в лицо. Она улыбалась, искренне интересуясь рассказом.

— Не могу представить, что будет дальше, — сказала она, сжав его руку.

— Плебейские трибуны тоже не могли! Строители внесли свои леса, надежно подперли потолок, архитекторы простучали колонну, исследовали ее и все приготовили, чтобы разобрать. И тут вошел молодой человек лет двадцати трех и объявил, что он запрещает сносить столб! «Кто ты?» — спросил его Плавтий. «Я — Марк Порций Катон, правнук Катона Цензора, который построил эту базилику», — ответил молодой человек. «Ну и славно, — сказал Плавтий, — а теперь уйди, а то столб упадет на тебя и раздавит». Но он не двинулся с места, и что бы они ни делали, что бы ни говорили, он стоял на своем. Он разбил лагерь возле этой колонны и горячо убеждал всех присутствующих, что ее сносить нельзя. Он все говорил, говорил, говорил, и таким голосом, рассказывал Плавтий — и я согласен с ним, потому что сам слышал, — который мог расколоть даже бронзовую статую.

Как и Юлия, Аврелия теперь тоже заинтересовалась.

— Какая чепуха! — фыркнула она. — Надеюсь, они не послушали его!

— Они пытались наложить вето. Но он отказался смириться с вето. Он был полноправным членом плебса, а его прадед построил эту базилику. И они будут ломать ее только через его труп. Следует отдать ему должное — он стойко держался. Его доводы бесконечны, но главным был тот, что базилику Порции построил его прадед по определенному проекту, и этот проект священ и почитаем, он — часть mos maiorum.

Юлия засмеялась:

— И кто же победил?

— Конечно, молодой Катон! Плебейские трибуны больше не могли выносить этого голоса.

— И они не попытались применить силу? Не могли скинуть его с Тарпейской скалы? — возмутилась Аврелия.

— Думаю, им этого хотелось. Но дело в том, что к тому времени, как они уже были доведены до того, чтобы применить силу, в городе стало известно о происходящем. И чтобы посмотреть на это противостояние, народу набежало столько, что Плавтий почувствовал: в глазах людей этот спор принесет плебейским трибунам больше вреда, чем пользы. Трибуны много раз выгоняли Катона из здания, но он всякий раз возвращался. И стало ясно, что он ни за что не уступит. Плавтий устроил собрание, и все десять членов Коллегии согласились и дальше терпеть присутствие колонны, — закончил Цезарь.

— Как выглядит этот Катон? — спросила Юлия.

Цезарь наморщил лоб:

— Трудно описать. И неприятный, и симпатичный. Точнее сказать, он напоминает мне породистую лошадь, которая пытается съесть яблоко через решетку.

— Одни зубы и нос, — мгновенно описала Юлия.

— Точно.

— А я могу рассказать о нем еще одну историю, — предложила Аврелия.

— Расскажи! — подхватил Цезарь, заметив заинтересованность Юлии.

— Это произошло еще до двадцатилетия молодого Катона. Он всегда был без памяти влюблен в свою двоюродную сестру Эмилию Лепиду — дочку Мамерка. А та была помолвлена с Метеллом Сципионом, который уехал в Испанию вместе со своим отцом. Но когда он вернулся за несколько лет до возвращения своего отца, он и Эмилия Лепида серьезно поссорились. Она разорвала помолвку и объявила, что собирается выйти замуж за Катона. Мамерк был в ярости! Особенно, кажется, потому, что моя подруга Сервилия — сводная сестра Катона — заранее предупреждала его о Катоне и Эмилии Лепиде. Во всяком случае, все закончилось мирно, потому что Эмилия Лепида вовсе не собиралась выходить замуж за Катона. Она хотела заставить Метелла Сципиона ревновать. И когда Метелл Сципион пришел к ней просить прощения, о Катоне не было и речи, и Метелл Сципион занял прежние позиции. Вскоре после этого они поженились. Однако Катон так болезненно воспринял отставку, что пытался убить Метелла Сципиона и Эмилию Лепиду. А когда это не удалось, хотел привлечь Метелла Сципиона к суду за то, что тот охладел к Эмилии Лепиде! Его сводный брат Сервилий Цепион — приятный молодой человек, только что женившийся на дочери Гортензия, — убедил Катона, что тот ставит себя в глупое положение. И Катон прекратил преследование. Однако весь следующий год он писал бесконечную поэму, которая, я уверена, очень плоха.