Ланселет сперва подошел поприветствовать Моргейну. Гвенвифар и не думала, что до сих пор способна так ревновать… «Элейна скончалась… А муж Моргейны так стар, что может не дотянуть и до Рождества…» Ланселет произнес какой-то комплимент, и Моргейна рассмеялась, негромко и мелодично.

«Но она не смотрит на Ланселета как на возлюбленного… ее взгляд прикован к принцу Акколону – он тоже хорош собой… что ж, муж старше ее вдвое, если не больше…» И Гвенвифар, внезапно исполнившись ощущения собственной правоты, почувствовала резкое неодобрение.

Подозвав кивком головы Кэя, королева сказала:

– Пора садиться за стол. В полночь Галахаду нужно будет идти в церковь, на бдение. И возможно, он захочет перед этим немного отдохнуть, чтобы потом не так клонило в сон…

– Меня не будет клонить в сон, леди, – произнес Галахад, и Гвенвифар вновь пронзила боль. Как она была бы счастлива, будь этот юноша ее сыном! Галахад сделался высоким и широкоплечим – куда крупнее отца. Лицо его сияло чистотой и спокойным счастьем. – Здесь все так ново для меня! Камелот так прекрасен, что я с трудом верю своим глазам! И я приехал сюда в обществе отца, – а моя мать всю жизнь говорила о нем, словно о короле или святом, – в общем, как о человеке, возвышающемся над простыми смертными.

– О, Ланселет не слишком отличается от простого смертного, Галахад, – сказала Моргейна, – и когда ты узнаешь его получше, ты сам это поймешь.

Галахад учтиво поклонился Моргейне и произнес:

– Я помню тебя. Ты приезжала к нам и увезла Нимуэ, и моя мать долго плакала… Как поживает моя сестра, леди?

– Я не видела ее несколько лет, – отозвалась Моргейна, – но если бы с ней что-нибудь случилось, я бы об этом услышала.

– Я помню только, что очень сердился на тебя: что бы я тебе ни говорил, ты отвечала, что это на самом деле не так – ты казалась такой уверенной в себе, и моя мать…

– Несомненно, твоя мать сказала, что я – злая колдунья, – улыбнулась Моргейна. «Улыбка у нее самодовольная, словно у кошки», – подумала Гвенвифар. Галахад залился румянцем. – Что ж, Галахад, ты не первый, кто так считает.

На этот раз Моргейна улыбнулась Акколону, и тот улыбнулся в ответ – столь откровенно, что Гвенвифар была неприятно поражена.

– Так ты и в самом деле колдунья, леди? – напрямик спросил Галахад.

– Что ж, – сказала Моргейна со своей кошачьей улыбкой, – несомненно, у твоей матери были основания так считать. Раз уж она покинула нас, теперь я могу поведать обо всем. Ланселет, Элейна никогда не рассказывала тебе, как умоляла меня дать ей какой-нибудь талисман, который внушил бы тебе любовь к ней?

Ланселет повернулся к Моргейне, и Гвенвифар показалось, что его лицо окаменело от боли.

– Зачем шутить над давно минувшими днями, родственница?

– О, но я вовсе не шучу, – отозвалась Моргейна. Она на миг подняла глаза и встретилась взглядом с Гвенвифар. – Я подумала, что хватит тебе разбивать сердца всех женщин Британии и Галлии. Потому я и устроила этот брак, и ни капли о том не жалею: ведь благодаря этому у тебя есть замечательный сын, наследник моего брата. А если бы я не вмешалась, ты так и остался бы холостяком и продолжал бы мучить женщин, – ведь он и сейчас на это способен, верно, Гвен? – дерзко добавила она.

«Я знала это. Но не думала, что Моргейна осмелится так открыто во всем сознаться…»

Гвенвифар воспользовалась привилегией королевы и сменила тему разговора.

– Как там поживает моя тезка, маленькая Гвенвифар?

– Она обручена с сыном Лионеля, – сказал Ланселет, – и в один прекрасный день станет королевой Малой Британии. Священник заявил, что родство слишком близкое, но разрешение на брак все-таки можно выдать. Мы с Лионелем пожертвовали церкви богатые дары, чтоб священник закрыл глаза на это родство. Впрочем, девочке всего девять, и свадьба состоится не раньше, чем через шесть лет.

– А как там твоя старшая дочь? – поинтересовался Артур.

– Сир, она стала монахиней, – ответил Ланселет.

– Так тебе сказала Элейна? – поинтересовалась Моргейна, и глаза ее вновь вспыхнули недобрым огнем. – Она заняла место твоей матери на Авалоне, Ланселет. Ты этого не знал?

– Это одно и то же, – спокойно отозвался Ланселет. – Жрицы из Дома дев очень похожи на монахинь в святых обителях. Они живут в воздержании и молитвах и служат Богу, как умеют.

Он быстро повернулся к королеве Моргаузе, которая как раз подошла к нему.

– Не могу сказать, тетя, что ты совсем не изменилась, но, по-моему, годы обошлись с тобой воистину доброжелательно.

«Как она похожа на Игрейну! Я слыхала множество шуток о Моргаузе и сама смеялась над ними, но теперь я могу поверить, что молодого Ламорака действительно связала с ней любовь, а не честолюбие!»

Моргауза была крупной, рослой женщиной; ее густые рыжие волосы, нетуго заплетенные в косы, спускались на зеленое платье – просторное одеяние из шелка, расшитого жемчугом и золотыми нитями. В волосах у нее мерцал узкий венец, украшенный сверкающим топазом. Гвенвифар протянула руки ей навстречу и обняла родственницу.

– Ты так похожа на Игрейну, королева Моргауза. Я очень любила ее, и до сих пор часто думаю о ней.

– В молодости я бы просто взбеленилась от таких слов, Гвенвифар. Я до безумия завидовала своей сестре – ее красоте и тому, что столь многие короли и лорды готовы бросить все к ее ногам. Теперь же я помню лишь то, что она была прекрасна и добра, и мне приятно слышать, что ее до сих пор помнят.

Моргауза повернулась, чтоб обнять Моргейну, и Гвенвифар заметила, что Моргейна попросту утонула в объятиях родственницы, что Моргауза прямо-таки высится над нею… «С чего вдруг я испытывала страх перед Моргейной? Она же всего лишь малявка, королева незначительного королевства…» Моргейна была одета в скромное платье из темной шерсти; единственными ее украшениями были витая серебряная гривна и серебряные браслеты. Ее темные волосы, все такие же пышные, были заплетены в косы и уложены венцом.

Артур подошел, чтоб обнять сестру и тетю. Гвенвифар взяла Галахада за руку.

– Садись рядом со мною, родич.

«О, именно такого сына я должна была родить Ланселету – или Артуру…»

Когда они уселись за стол, королева сказала:

– Теперь, когда тебе представилась возможность получше узнать своего отца, ты убедился, что он не святой, как выразилась Моргейна, а всего лишь очень хороший человек?

– О, но что же тогда – святой? – спросил Галахад. Глаза его сияли. – Я не могу думать о нем как об обычном человеке, леди, – ведь он, несомненно, стоит куда выше. Он – сын короля, и я совершенно уверен, что если бы трон переходил не к старшему сыну, а к лучшему, именно он правил бы сейчас Малой Британией. Счастлив тот человек, для которого его отец является и его героем, – сказал он. – Я успел немного поговорить с Гавейном – он ни во что не ставит своего отца и почти не вспоминает о нем. Но о моем отце все говорят с восхищением!