И хотя всю глубину астрально-медвежьего замысла о судьбе Царской Семьи это объяснение, разумеется, не исчерпывает, однако несомненно, что оно ближе к истине, чем невнятное бормотание Александра Федоровича.

Говорят, что страна потеряла в лице Александр Федоровича Керенского великого актера.

Мы бы добавили, что и великого режиссера тоже.

Когда то ли в «Малой Медведице,» то ли в более вышестоящем органе решение о высылке Царской Семьи в Тобольск было утверждено, Александр Федорович, позабыв про все государственные дела, сразу же взялся за эту постановку.

«31-го июля. Последний день нашего пребывания в Царском Селе, – записал тогда в дневнике Николай II. – Погода стояла чудная. Днём работали на том же месте; срубили три дерева и распилили вчерашние. После обеда ждали назначения часа отъезда, который всё время откладывался. Неожиданно приехал Керенский и объявил, что Миша скоро явится. Действительно, около 10½ милый Миша вошёл в сопровождении Керенского и караульного начальника. Очень приятно было встретиться, но разговаривать при посторонних было неудобно»…

Ну, конечно, неудобно!

Но это так и было задумано Александром Федоровичем!!!

«Я присутствовал при последнем свидании Государя с Михаилом Александровичем в ночь отъезда из Царского, – вспоминал он. – Встреча братьев состоялась около полуночи в кабинете царя. Оба казались очень взволнованными. Тягостные воспоминания о недавнем прошлом, видимо, удручали обоих. Довольно долго они молчали, а затем возник какой-то случайный, малозначащий разговор, столь обычный для такого рода кратких встреч. “Как Алиса?” – спросил Великий князь. Они стояли друг перед другом, не в силах сосредоточиться на чем-либо, время от времени хватаясь за руку другого или за пуговицу мундира». Мизансцена замечательна и по выбору, и по расстановке фигур…

В одном помещении, на одной сценической площадке, сошлись и бывший император Николай II и его брат, который мог бы стать императором Михаилом II, и, конечно, сам Александр Федорович, ставший в результате главой России, человеком, которого почитатели называют Александром IV.

Так сказать, вот она, сама история…

И какое точное исполнение.

Братья императоры «не в силах сосредоточиться на чем-либо», время от времени бестолково хватают друг друга за руки или за пуговицы мундира, а он, Керенский, благородно отошел в сторону к окну и задумчиво смотрит на темный сад, размышляя о судьбе России…

Воистину мизансцена – это язык режиссера, действительно, это средство наиболее полного раскрытия образного содержания и способ достижения художественного впечатления…

– Могу ли я видеть детей? – несколько нарушая режиссерский замысел, обратился к Керенскому великий князь.

– К сожалению, я вынужден вам отказать, – хладнокровно ответил Керенский. – Не в моей власти продлить долее вашу встречу[207].

Учитывая, что несколько дней назад А.Ф. Керенский сменил князя Георгия Евгеньевича Львова на посту министра-председателя, сохранив при этом пост военного и морского министра, ответ его предполагал какие-то ответные реплики со стороны братьев Романовых, но они не стали ни упрашивать Александра Федоровича, ни негодовать.

«Они начали прощаться, – завершая описание этой мизансцены, напишет Керенский в мемуарах. – Кто мог подумать, что это была их последняя встреча».

Незадолго до этого у Александра Федоровича состоялся разговор с самим Николаем II.

Император Николай II. 1890-е гг.

«После определения даты отъезда я объяснил Николаю II создавшееся положение и сказал, чтобы он готовился к длительному путешествию. Я ему не сообщил, куда ему предстоит ехать, и лишь посоветовал, чтобы он и его семья взяли с собой как можно больше теплой одежды. Николай II выслушал меня очень внимательно, и когда я сказал, что все эти меры принимаются ради блага его семьи, и просто постарался приободрить его, он посмотрел мне в глаза и произнес: “Я ни в малейшей степени не обеспокоен. Мы верим вам. Если вы говорите, что это необходимо, значит, так оно и есть”. И повторил: “Мы верим вам”»[208].

Сам Керенский привел этот разговор как свидетельство доверительности своих отношений с императором. В его пересказе Николай II, которого он отправляет вместе с семьей на смерть, как бы и заискивает перед ним. Но это его, Керенского, пересказ.

Тут вообще не о доверительности со стороны государя идет речь и тем более не о заискивании, а о гораздо большем.

Слова Николая II звучат как отзвук евангельских слов Спасителя, обращенных к Иуде: «Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. Но никто из возлежащих не понял, к чему Он это сказал ему. А как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: “купи, что нам нужно к празднику”, или чтобы дал что-нибудь нищим»[209].

Было пять часов утра 14 августа, когда подали поезда.

Поезд бывшего царя – еще одна находка режиссера Керенского! – шел под японским флагом. На спальном вагоне, где четыре купе занимала семья, красовалась надпись: «Японская миссия Красного Креста».

Напомнить бывшему императору проигранную им Русско-японскую войну, это Александр Федорович неплохо придумал. Из-за этого и управление Россией можно было отложить почти на целые сутки.

Но и тут Керенский не покинул узников, обеспечивая свое «джентльменское» сопровождение до конца. Поезд подали не к перрону, а на переезд, на «пятый запасной путь», где подъем на ступеньки вагона был затруднен.

Первой в вагон по указанию Керенского отправили императрицу.

Александра Федоровна – никто не помогал ей! – с трудом влезла на неудобную подножку вагона и всей тяжестью тела повалилась на площадку, в тамбуре.

Вот тут-то Керенский, словно только и ждал этого, подскочил к упавшей женщине, помог ей подняться и повел в купе.

Там он поцеловал императрице руку и сказал:

Императрица Александра Федоровна. 1890-е гг.

– До свидания, Ваше Величество! Как видите, я предпочитаю придерживаться в обращении с вами старого титула.

Но увы, увы… Александра Федоровна вообще с трудом улавливала тонкости русского языка, а сейчас, когда она так унизительно упала животом на пол в грязном тамбуре, она и вообще не понимала, о чем говорит человек, которого ей так хотелось повесить на дереве в Царскосельском парке.