— Охотно. Так я не склонен… гм… может быть, лучше товарищ Гвоздь? А то как-то неловко выборное лицо, профорга, называть просто Гвоздь.

— Товарищ — это звучит, — важничает Гвоздь. — Будто сидишь в президиуме.

— Так ваш плов, — продолжает Алексей Игоревич, — в нашей столовой, как говорится, съели бы в облизку.

— Слышите, собаки? — торжествует Гвоздь. — Я еще и не такое могу, Алексей Игоревич. Если меня не вешать, а подойти ко мне с лаской, я могу…

— …из здорового человека сделать язвенника, — как бы про себя говорит Олег.

— …изготовить карпа в сметане, — не моргнув глазом, продолжает Гвоздь, — духовое мясо в горшочке, вырезку с луком, пельмени и шаньги, грибы жареные, шашлыки и цып…

— Пять минут холодного душа! — не выдерживает Рома.

От расправы Гвоздя спасает приход Нади.

— В «Актау», — садясь за стол, докладывает Надя, — великое переселение туристов, в нечетных номерах уже столько раскладушек, что невозможно пройти. Максим, тебе шлет пламенный привет Вадим Сергеич. Его сунули в такую переполненную комнату, что он, как лошадь, будет спать стоя. Впрочем, от желающих выразить тебе признательность нет отбоя. Когда я уходила из гостиницы, — Надя смеется, — кто— то крикнул: «Его жена, держите ее!» — и я еле унесла ноги. Немного странного вкуса, но вполне съедобная каша.

— Плов, — оскорбленно поправляет Гвоздь.

— Разумеется, плов, — соглашается Надя. — Алексей Игоревич, поскольку вы улетаете, позвоните, пожалуйста, моему шефу, — она пишет на листке номер, — и разъясните, почему я могу задержаться.

— Улетаю? — удивился Алексей Игоревич.

— Разве вам не звонили? Пять минут назад Мурат просил меня вас предупредить, чтобы вы были готовы. За вами выслали вертолет.

— Какая нелепость! — Алексей Игоревич неприятно поражен. Вы уверены, что речь шла обо мне?

— Абсолютно. Поразительная нелепость… — Барабанная дробь пальцами по столу. — Отправьте-ка лучше своих героев в гипсе.

— Если бы за мной послали вертолет… — мечтает Гвоздь.

— …с милицией, — тихо подсказывает Рома.

Телефонный звонок.

— Меня нет! — предупреждает Алексей Игоревич.

— Академик у тебя? — Это Мурат.

— С чего ты взял?

— Не валяй дурака, он выходил из «Актау» с тобой и Анной Федоровной.

— Он просто клянчил у мамы свою любимую книгу.

— Какую там, к черту, книгу?

— «Капитана Сорвиголову», в академической библиотеке она вечно на руках. Убежал куда-то читать.

— Я прошу…

— Только после него, неудобно забирать, академик все-таки.

— Убью! — рычит Мурат. — За ним спецрейс, важное заседание из-за него откладывают, государственный человек, понял? Чтобы через пятнадцать минут был на вертолетной площадке, как штык!

— Мурат, я десять раз тебя просил, чтобы никаких вертолетов в Кушкол не посылали, лавины слишком…

— Приказ сверху — сверху! — соображаешь? Не празднуй труса, летит сам Захаров, я его предупредил, чтоб держался южных склонов. Так через пятнадцать минут!

— На этом заседании, — жалуется Алексей Игоревич, — я нужен просто как голосующая единица, один начальничек защищает докторскую, это теперь очень модно. Между тем мне крайне любопытно проследить за вашими лавинами, в последние дни я почитал кое-какую литературу и прикинул, как к их изучению подключить лазеры и даже спутники. Кстати говоря, небольшую группу я готов для начала организовать при своем институте, при своем — потому, что легче будет обойти бюрократические рогатки.

— Но ведь это замечательная идея! — пылко восклицает мама. — Лавиноведение сделает гигантский шаг вперед!

— Я не закончил, с одним условием, — улыбаясь говорит Алексей Игоревич.

— Я и в самом деле с удовольствием перечитаю «Капитана Сорвиголову», у меня его лет сорок назад отобрал на уроке учитель физики.

Мама, как всегда, права, идея замечательная: со спутников можно будет получать информацию о формировании лавин по всему Кавказу! О такой удаче я и мечтать боялся. Уловив на лице ребенка живейший интерес, мама со свойственной ей энергией берет быка за рога.

— Считайте, что книга ваша, — великодушно обещает она. — А не будет ли у вас затруднений со штатами?

— Во-первых, — веско говорит Алексей Игоревич, — у каждого уважающего себя директора института имеется «заначка», и, во-вторых, у меня накоплен бесценный опыт борьбы с финансовыми органами. Знаете ли вы, что увеличить штат на пять-шесть человек иной раз бывает куда проще, чем уволить одного бездельника? Я допускаю, что вы не имеете представления о моих научных работах, но об «эффекте Введенского» должны знать. Когда несколько лет назад я принял институт, то обратил внимание, что во дворе, на прилегающих тротуарах скопилась вековая грязь. Между тем зарплату по сто двадцать рублей в месяц получали два дворника. Присмотревшись, я вызвал одного из них, дядю Колю, поговорил по душам, уволил второго и установил дяде Коле оклад двести двадцать рублей. Ого, как он замахал метлой! Финорганы с полгода бомбили меня параграфами и постановлениями, а я бил их фактами: идеальной чистотой и сэкономленными для бюджета двадцатью рублями. И я победил! И теперь, когда президенту коллеги жалуются на нехватку обслуживающего персонала, он ссылается на «эффект Введенского» и заставляет изучать мой опыт. Что же касается будущей группы…

— Летит, — прислушиваясь, сообщает Вася. — У-у-у…

— Ничего не поделаешь, Алексей Игоревич, пора, — говорю я. Мы вас проводим.

«Дальше — тишина»

От вездехода Алексей Игоревич отказывается, ему хочется подышать свежим воздухом. Впрочем, до вертолетной площадки несколько минут ходу.

Мы идем и мечтаем о том, какой красивой может стать наша жизнь.

— Академика нужно ковать, пока он горяч, — свирепо шепчет Олег. — А вдруг он пошутил?

— Если пошутил, — Рома толкает меня в бок, — то не видать ему «россиньолов», так и скажи.

— «Требуй для всех понемногу, — советует Гвоздь, — и не забудь про меня!» Я имею в виду мой будущий персональный оклад.

Я и без их наглых подсказок рад был бы выпытать у Алексея Игоревича подробности, но он секретничает о чем-то с мамой и Надей, у всех троих хитрый вид, и влезать в их разговор мне не хочется. Лазеры и спутниковая информация! Кто мы сегодня? Шаманы и их дремучая паства, грозящие лавинам заклинаниями и обожженными на костре дубинами. А с лазерами и спутниками — ого, нас голыми руками не возьмешь! Во рту сохнет при мысли о том, что я окажусь хозяином настоящей лаборатории, где можно будет обработать, осмыслить и, наконец, привести в христианский вид целый сундук добытых нами материалов. Сегодня я слишком мало знаю, в лучшем случае — только то, что знают мои коллеги, и не могу, да и не считаю себя вправе осуществить мамину мечту — написать большую монографию о лавинах; а завтра — почему бы и не дерзнуть? Кто сказал, что Уваров всю жизнь обречен поставлять сырье, а не готовую продукцию?

И я тихо мечтаю