девушка из такой семьи, как наша, уйдет в монастырь. Жена твоего старшего брата говорит, – продолжала госпожа Ван, обращаясь к Си-чунь, – что, разрешив тебе заниматься самоусовершенствованием, мы сделаем доброе дело. Но все же я советовала бы тебе не остригать волос. Если твое желание искренне, какое может иметь значение, острижены или не острижены у тебя волосы? Подумай сама, ведь Мяо-юй тоже не остригла волос. Я не представляю себе, как она могла дойти до того, чтобы с кем-то сбежать. Но если твое решение твердо, мы охотно будем считать дом, в котором ты живешь, твоею кельей, а твоих служанок – послушницами. Нужно только поговорить с ними. Если они захотят остаться при тебе, мы не выдадим их замуж, а если откажутся – придется позаботиться о них!

Слова госпожи Ван успокоили Си-чунь, она вытерла слезы и поблагодарила ее, а заодно поклонилась госпоже Син, Ли Вань, госпоже Ю и другим.

После этого госпожа Ван позвала служанок и спросила их, хотят ли они вместе со своей барышней стать монахинями.

– Как вам угодно, госпожа, – отвечала за всех Цай-пин.

Госпожа Ван поняла, что никто из служанок не жаждет быть послушницей, и задумалась, кого же дать Си-чунь. Си-жэнь, стоявшая позади Бао-юя, опасалась, как бы происходящий здесь разговор не взволновал его и не вызвал приступа болезни. Но против ее ожиданий, Бао-юй был совершенно спокоен и только вздохнул и тихо произнес:

– Да, поистине найти трудно!

Слова Бао-юя опечалили Си-жэнь. Бао-чай молчала, снова убедившись, что Бао-юй заблуждается, и украдкой уронила слезу.

Госпожа Ван между тем хотела опросить других служанок, но неожиданно Цзы-цзюань опустилась перед ней на колени и проговорила:

– Госпожа, вы только что разговаривали с девушками, состоящими при четвертой барышне! Что вы думаете с ними делать?

– Разве я могу насильно заставить их идти в монахини? – сказала госпожа Ван. – Все зависит от их собственного желания.

– Барышня захотела заниматься самоусовершенствованием сама, и никто из служанок не оказывал на нее влияния, – заметила Цзы-цзюань. – Я хочу кое-что сказать вам, госпожа, пусть другие служанки не сочтут это упреком по своему адресу, так как каждый поступает в соответствии со своим желанием. Я долго служила барышне Линь Дай-юй, и вы, госпожа, знаете, как она ко мне относилась. Доброта ее поистине простиралась выше гор, и я не знаю, как ее отблагодарить! Сейчас барышни Линь нет в живых, и я очень досадую, что в свое время не последовала за нею. Я не могла этого сделать, так как не успела отблагодарить своих господ за великие милости, которые я от них получала. Ныне, когда четвертая барышня решила заняться самоусовершенствованием, я прошу разрешить мне всю жизнь прислуживать ей. Если мне не откажут, я буду бесконечно счастлива!

Госпожа Син и госпожа Ван долго молчали. Бао-юю, которому снова напомнили о Дай-юй, стало невыразимо тяжело, и на глаза его навернулись слезы. Но как только его хотели спросить, каково его мнение, он расхохотался и воскликнул:

– Мне не следовало ничего говорить! Но так как матушка была настолько милостивой, что сделала Цзы-цзюань моей служанкой, я осмеливаюсь просить матушку разрешить ей поступить так, как она желает.

Госпожа Ван была удивлена словами сына.

– Прежде, когда твои сестры выходили замуж, ты убивался и рыдал, а сейчас, когда четвертая сестра собирается уходить в монахини, ты не только не убеждаешь ее отказаться от своего намерения, но еще и оправдываешь. Что с тобой сталось?

– Окончательно ли четвертой сестре разрешено стать монахиней и окончательно ли ее решение? – спросил в свою очередь Бао-юй. – Если все окончательно, я кое-что скажу матушке.

– Какой ты смешной, второй брат! – проговорила Си-чунь. – Разве я посмела бы разговаривать с госпожами, если бы не приняла твердого решения?! Могу повторить слова Цзы-цзюань: «Если мне не откажут, я буду бесконечно счастлива!» Если же откажут, для меня остается один выход – смерть! Так что не бойся, брат! Если у тебя есть что сказать, говори!

– Пусть никто не подумает, что я разглашаю какую-то тайну, – проговорил тогда Бао-юй, – просто я скажу, что предопределила судьба. Разрешите мне прочесть стихотворение!

– У людей горе, а ты вздумал сочинять стихи! – зашумели на него. – Только раздражаешь всех!

– Я не собираюсь сочинять стихи! – возразил Бао-юй. – Просто я был в одном месте и там их прочел, а теперь хочу, чтобы и вы послушали.

– Ну ладно, – сказали ему. – Читай стихи, но не плети всякую чушь!

Бао-юй начал читать:

Узнает она: трех весен других

    недолог будет расцвет.

Заменит однажды черный наряд

    наряд ее прежних лет.

Какая досада, что знатного рода,

    богатого дома дочь

Должна возле древнего Будды лежать,

    где тусклой лампады свет.

Больше всего стихи взволновали Бао-чай и Ли Вань.

– Амитофо! – воскликнули они. – В Бао-юя вселилась нечистая сила!

Госпожа Ван только сокрушенно головой покачала:

– Бао-юй, скажи мне, где ты прочитал эти стихи?

– Не спрашивайте, матушка, – отвечал Бао-юй, который не мог сказать правду, – прочел я в том месте, где эти стихи записаны.

Госпожа Ван задумалась над стихами, потом вдруг заплакала:

– Ты все время говорил ерунду, откуда ты узнал эти стихи? Впрочем, я все поняла! Но что же мне делать? Совершенно не знаю, как быть! Ах, поступайте как вам вздумается! Только подождите, пока я навек сомкну глаза!

Бао-чай, которая пыталась успокоить госпожу Ван, услышав ее слова, почувствовала в сердце невыразимую боль и горько зарыдала. Си-жэнь от горя почти лишилась чувств и рухнула бы на пол, если б ее не подхватила Цю-вэнь.

Что же касается Бао-юя, то он не плакал, никого не успокаивал, а только молчал. Цзя Лань и Цзя Хуань поспешили скрыться.

– Брату Бао-юю очень больно, что Си-чунь хочет уйти в монахини, поэтому он стал болтать глупости, – пыталась утешать Ли Вань госпожу Ван, – его болтовню нельзя принимать всерьез. Решайте скорее, как быть с Цзы-цзюань, – она все еще стоит на коленях.

– Что я могу сделать?! – вскричала госпожа Ван. – Если человек избрал себе путь, его не заставишь свернуть в сторону! К тому же это, как говорил Бао-юй, предопределено судьбой!

Цзы-цзюань отвесила госпоже Ван земной поклон. Си-чунь тоже низко поклонилась и поблагодарила госпожу Ван. Потом Цзы-цзюань поклонилась Бао-юю и Бао-чай.

– Амитофо! – воскликнул Бао-юй. – Вот и хорошо! Не ожидал я, сестра, что ты первой вступишь на праведный путь!

Бао-чай обладала твердым характером, но все же ей было трудно владеть собой. Что касается Си-жэнь, то, не стесняясь присутствия госпожи Ван, она горестно зарыдала и стала