Наилучшей последовательностью действий Сулейман-паша считал начало наступления западного (плевненского) и восточного отрядов ранее его удара по русским позициям на Шипкинском перевале. Однако в июльской депеше военного министра отсутствовало указание на то, что наступление Сулеймана-паши будет поддержано действиями восточного и плевненского отрядов. В свое время это подметил еще А. Н. Куропаткин[212]. Только после взятия Шипки, уже на северной стороне Балкан Сулейману-паше предлагалось договориться с Мехмед-Али-пашой и Османом-пашой о совместном плане действий.

В своем ответе военному министру Сулейман-паша писал, «что следует остановиться на плане, во исполнение которого я, после занятия Шипки, должен бы двинуться через Сливно, Казан в Осман-Базар и наступать оттуда к Тырнову вместе с обеими дунайскими армиями»[213].

Здесь, правда, сам собой напрашивался вопрос: а разве нельзя было сразу направиться к Осман-Базару? Ведь в то время Сливненский, Хаинкиойский и Твардицкий проходы не были заняты русскими отрядами. Двигаться на Осман-Базар, сближаясь с восточной турецкой группировкой, Сулеймана призывал Мехмед-Али. Последний считал, что Сулейману следовало оставить 45 батальонов на оборонительных позициях против Шипки и в Адрианополе, а с остальными выйти к Осман-Базару. Мехмед-Али даже послал в Константинополь своего адъютанта с целью организовать соответствующее давление на Сулеймана. Однако последний был непреклонен в отрицании плана своего бывшего подчиненного и обладал достаточным влиянием в правительственных кругах, чтобы отстоять собственные решения[214].

Был еще вариант через Мара-Гайдук выйти на сельвинскую дорогу и объединить силы с Османом-пашой. Однако с точки зрения Сулеймана и константинопольских стратегов, оба эти варианта обладали одним существенным дефектом: они резко ослабляли прикрытие Адрианополя и позволяли русским, спустившись с перевала, раздавить слабые силы турецкой обороны и устремиться к османской столице. При этом успешный опыт обороны Плевны явно не брался в расчет. Надуманные страхи преувеличенной численности противника и его решимости в очередной раз победили стратегическую дерзость. Вот почему был выбран, казалось бы, абсурдный вариант — лобовой штурм Шипки, неминуемо связанный с большими потерями. Сулейман принял такое решение, с ним согласились в Константинополе, и 6 (18) августа из турецкой столицы были отправлены соответствующие приказания.

Любопытно, что в тот же день, 6 (18) августа, на совещании начальника полевого штаба русской армии генерал-адъютанта Непокойчицкого с командиром Западного отряда генерал-лейтенантом Зотовым было принято решение ускорить взятие Плевны. С этой целью «оба генерала пришли к заключению, что нечего ожидать подхода 3-й пехотной дивизии, что достаточно притянуть румын и 2-ю дивизию, усилив артиллерию осадными орудиями»[215].

Однако уже на следующий день, 7 (19) августа, двумя телеграммами в штаб армии командующий VIII корпусом генерал-лейтенант Ф. Ф. Радецкий сообщил, что, по донесениям Столетова и Дерожинского, против Шипки сосредотачиваются значительные силы Сулеймана-паши[216]. Однако на массированную турецкую атаку русское командование здесь не рассчитывало. «Я был убежден, — писал в своем дневнике Газенкампф, — что с фронта будет только энергическая демонстрация»[217]. Среди командного состава русской армии в этом мало кто сомневался. Основной удар турок ожидался со стороны Ловчи и Осман-Базара в направлении на Сельви, Габрово и Тырново. В первых числах августа, по сообщениям местных жителей и иностранной прессы, основные силы Сулеймана-паши располагались в районе Ени-Загры и Сливно. В связи с этим Радецкий позднее отмечал в рапорте главнокомандующему:

Да и сам главнокомандующий еще утром 8 (20) августа именно на это ориентировал Радецкого[219]. Особое беспокойство как в полевом штабе армии, так и в штабе VIII корпуса вызывал занятый турками Елененский перевал.

И вот 7 (19) августа Радецкий получил донесение из Елены от генерал-майора Борейши, которое, казалось бы, подтверждало эти предположения. Борейша сообщал, что отправленный им отряд к Стара-Река атакован превосходящими силами противника и, несмотря на высланные подкрепления, оттеснен к Беброво, причем само Беброво сожжено неприятелем[220].

Радецкий направил предписание командиру сельвинского отряда, начальнику 9-й пехотной дивизии генерал-лейтенанту Святополк-Мирскому немедленно двинуть 35-й Брянский полк с батареей из Сельви в Габрово для усиления отряда на Шипке. Однако куда более крупные силы Радецкий все же отправил на восток в помощь Борейше. С рассветом 8 (20) августа сам Радецкий с 4-й стрелковой бригадой и двумя горными орудиями двинулся к Елене, а 2-ю бригаду 14-й дивизии он отправил на Златарицу.

Прибыв в Елену, Радецкий быстро понял, что опасения, навеянные сообщением Борейши, оказались ложными. Здесь отсутствовали какие-либо крупные турецкие силы и тем более не предвиделось их наступления. Как писал Радецкий, там было «полное вооруженное восстание жителей, поддерживаемое башибузуками и черкесами и небольшой лишь частью регулярных войск»[221]. Нужно было срочно возвращаться назад — пятьдесят шесть километров по 40-градусной жаре!..

А возвращаться нужно было не просто быстро, а очень быстро. 8 (20) августа в Златарице Радецкий получил от Столетова и Дерожинского донесения о том, что армия Сулеймана-паши готова атаковать Шипку[222]. Позднее в рапорте главнокомандующему Радецкий писал, что 8 (20) августа «уже нельзя было сомневаться» — с целью атаки, а не демонстрации, «перед Шипкой стоит вся армия Сулеймана-паши[223].