Жилин шел, то и дело поскальзываясь, а встречные прохожие опасливо шарахались, понимая, что падение двухметрового амбала ничем хорошим не кончится. На углу местного супермаркета, где под навесом разместился елочный базар, послышался знакомый голос:

– Сынок, а помоги до дому донести. Сама-то не дотащу – вон какой гололед. А мой дед вообще сиднем сидит, никуда не ходит.

– До дому, бабуля, это еще тыща сверху.

– Да что ты, сынок? Тыща за елочку, тыща за «донести»?! Рядом ведь живу!

– Ну если рядом, то и сама дотащишь, бабуль, – щербатый парень-продавец ухмыльнулся. – А цены не я устанавливаю.

– Давайте-ка помогу, – вмешался Жилин, решительно забирая у старушки елку. – Благо живем рядом. А ты, коммерсант, – бросил он в сторону продавца, – прокисни.

Парень повернулся, уже открыв рот, чтобы как следует ответить, но уткнулся взглядом в широкую грудь, потом поднял глаза на квадратную челюсть. Рот закрылся сам собой, ухмылка исчезла с лица.

– Спасибо, спасибо. Дай вам бог здоровья! – зачастила старушка. Она, похоже, все силилась вспомнить имя Жилина, а честные голубые глаза над медицинской маской светились надеждой и благодарностью.

6

За предновогоднюю неделю отношения более чем наладились. Жилин стал «Олежкой» и тем, кого «Господь послал», а старуха была теперь то «бабой Любой», то просто «Никитишной».

– С моим именем-отечеством нужно сразу старой рождаться, – повторяла она и смеялась.

Они с Жилиным вообще как-то легко нашли общий язык и теперь часто смеялись. Пока шли в магазин, пока стояли очередь в аптеке, пока следили за электронным табло в Сбербанке – благо пенсию получали оба.

И пусть старушка не слишком хорошо слышала, не все понимала, но неизменно чувствовала, когда Жилин пытался пошутить, и с готовностью хохотала. А потом принималась болтать. Разглагольствовала об отварах, которые помогут «и от контузии, и от всего», ругала врачей, Минздрав и соцработников, а еще сетовала, что «Басков уже не тот», и, конечно, то и дело поминала своего деда.

– Привет ему, – каждый раз говорил Жилин, но ответного привета так ни разу и не получил.

Старик, судя по всему, был совсем не так доверчив, как жена. Нелюдимый, желчный, подозрительный – вот каким он заочно виделся Жилину. Такой мог стать проблемой, помехой на пути к заветной цели. Причем благой цели. Ведь старухиной квартиры с лихвой бы хватило, чтобы Ирка расплатилась со всеми кредиторами – и с нынешними, и с будущими. Может, еще бы и на лечение в Израиле осталось. Но об этом Жилин думал скорее мельком. Важно было, что сказать Ирке, чем обнадежить, когда она позвонит с очередного незнакомого номера. Но обнадежить пока было нечем, и оставалось только вздрагивать, если в кармане запевал Цой.

«Белый снег, серый лед…»

– Олежка, звонка от кого-то ждешь? – участливо поинтересовалась баба Люба по дороге в магазин.

– Да нет. Так.

Конечно, он ждал. Да еще как ждал! И в супермаркете, среди снующих масочников и антимасочников, решил повысить ставки – купил старухе большую банку красной икры.

– Вот. Это вам на Новый год.

– Олежка, я не могу. Ты что?! Такие деньжищи!

– Берите, берите. Отмечать надо как следует. Особенно теперь.

– Что ж, – баба Люба смущенно спрятала банку к себе в сумку, помолчала немного, будто на что-то решаясь, а потом твердо произнесла, почти приказала: – И ты приходи.

– Куда? – Жилин притворился, что не понял.

– Как куда? К нам, на Новый год. А то что ж я, одна буду эту икру есть?

– Почему одна? С мужем. Он, кстати, не рассердится, если я приду?

– Муж объелся груш, – проворчала старуха, но тут же смягчилась. – Он у меня щас все больше жиденьким питается – кашки, кефирчики. Но от икры небось не откажется. А рассердиться… пусть только попробует. Приходи, обязательно приходи, – она кивнула в сторону кармана с мобильным и лукаво подмигнула. – С барышней приходи.

У Жилина даже рот приоткрылся – баба Люба подкинула отличную идею. Как же он сам не догадался, что напрашиваться в гости нужно было не одному, а с Иркой?! Эта бестия могла расшевелить и очаровать любого мужика, даже угрюмого деда. К тому же ей, как никому другому, полагалось участвовать в начатом предприятии и быть заинтересованной в его успешности. А еще – и это самое главное – Жилин горячо желал встретить Новый год именно с Иркой. Как раньше. Как в старые добрые времена. Несмотря ни на что.

Вот только ни по одному из своих многочисленных номеров она не отвечала, и Жилин решился на крайнюю меру – навестить Иркину мать.

7

Иркина мать была не в своем уме. Мягкая, интеллигентная, спокойная на вид, она наглядно иллюстрировала пословицу «в тихом омуте черти водятся». Потому что мысли в ее голову приходили совершенно безумные, а отстаивала их Иркина мать прямо-таки с одержимостью.

– Олежек, здравствуй. Проходи-проходи.

– Да нет, я на минутку.

– Да нет, ты проходи-проходи. Щас тапочки достану.

– Я там внизу видел, надписи посмывали, да? Позвонили б мне – я помог бы.

– Какие надписи?

Иркина мать всегда смотрела куда-то сквозь собеседника. Даже сейчас, когда настороженно повернулась к Жилину.

– Какие надписи?

– Ну, Ирка мне сказала, что коллекторы в подъезде понаписали гадости всякие и… В общем, черт с ним! Стерли – и хорошо. А с коллекторами мы порешаем, не волнуйтесь.

– Олежек, – взмолилась женщина. – Ну не надо. Прошу!

– Да нет-нет, не бойтесь. Без мордобоев, ничего такого. Уладим финансовые проблемы финансовым путем. Только мне Иркина помощь нужна, а все ее эти новые номера не отвечают. Вот я и подумал, что, может, вы чего-то знаете. Она, когда последний раз звонила, сказала, что вас иногда навещает, и…

– Хватит! Хватит, Олег! Замолчи! – крикнула Иркина мать и болезненно скривилась. Позабыв про тапочки, она вцепилась Жилину в рукав пуховика и потащила в комнату. Усадила в кресло, часто зашептала на ухо: – Я же все помню. Помню, как ты Иришку любил. Да и она в тебе души не чаяла. С самой первой вашей встречи. Мне еще говорила, мол, такой видный мужчина к нам устроился, обэже будет вести. И смеется – ему самое то, говорит, у него как раз инициалы – О. Б. Ж.

– Мария Максимовна, я…

– Подожди, Олежек. Помолчи. Послушай. Досталось тебе, понимаю. И так-то жилось нелегко с контузией, с инвалидностью, а тут еще Иришка. Вот уж кто умел проблемы находить. А отдуваться тебе, верно? Мужчина, муж. А ты человек крепкий, горячий. Я ведь помню, как вы тогда ночью ко мне приехали. Оба бледные, ни живы ни мертвы, и руки у тебя в крови. Но ведь