– Палата двести пятьдесят семь, – ответила она.

Подъем на лифте оказался особенно мучительным. От запаха антисептика меня снова затошнило. Когда мы добрались до палаты, у постели Лил стояли врач и медсестра.

Я мгновенно узнала в ней ту пожилую женщину с голубыми волосами, которую я видела на фото в айфоне Грэма. У меня потеплело на сердце, когда я увидела, как засияли ее глаза при виде внука.

– Грэм! Кто сказал тебе, что я здесь?

– Кембриа позвонила. Ты в порядке?

– Я не хотела, чтобы она тебя беспокоила.

– Она все правильно сделала. Что случилось?

– Не помню. Я поскользнулась и упала, но не знаю, как это случилось. Они говорят, что я сломала бедро.

Врач протянул руку.

– Мистер Морган, я доктор Спорк.

– Доктор, мы можем поговорить в коридоре?

– Разумеется.

Грэм и врач вышли из палаты, медсестра последовала за ними. Они оставили меня наедине с Лил.

Я все еще смотрела в сторону двери, когда ее голос напугал меня.

– Должно быть, ты и есть Сорайя.

Я опешила от того, что она знала мое имя, что Грэм говорил ей обо мне.

– Верно. Рада познакомиться с вами, миссис Морган. – Я улыбнулась и села на стул рядом с ее кроватью.

– Я вижу, что его в тебе зацепило. У тебя природная темноволосая красота, которую редко встретишь.

– Большое спасибо.

Ее голос звучал устало и слабо.

– Грэм такой скрытный. Возможно, он больше никогда не даст мне шанс поговорить с тобой наедине, поэтому прости меня за то, что я сразу на тебя набрасываюсь…

Я сглотнула. Допроса я не ожидала.

– ОК.

– Я знаю, что временами мой внук может быть абсолютным мудаком.

Я выдохнула и рассмеялась.

– Точно. Я выяснила это довольно быстро, когда мы первый раз встретились.

– И я слышала, что ты ткнула его носом в его же дерьмо.

– Это правда.

– Хорошо. Но знаешь, на самом деле он совершенно не такой.

– Я начинаю это понимать.

– Когда его мать умерла, мальчик все держал в себе. Ему потребовалось много времени, чтобы вытащить себя оттуда, и как только он рискнул, он сразу обжегся.

– Женевьева?

Лил была явно шокирована.

– Так он рассказал тебе о ней…

– Ну, я мало что знаю. Только то, что теперь она с его бывшим другом Лиамом.

– Да. Все было плохо. Во многих отношениях это уничтожило тот прогресс, которого он добился после того, как умерла моя дочь Селия. Честно говоря, я не была уверена, что Грэм когда-нибудь откроет кому-то свое сердце. Но я чувствую, что это, возможно, происходит теперь с тобой.

Когда я услышала эти слова, у меня едва не разорвалось сердце.

– Не знаю, что и сказать.

– Тебе и не нужно ничего говорить. Я просто хотела, чтобы ты обязательно узнала, что для него это намного важнее, чем он показывает. Кажется, ты знаешь больше, чем я думала. И это хорошо. Только не позволяй ему убедить тебя в том, что он непробиваемый.

– Честно говоря, я боюсь того, что он сломает меня.

– Не бойся боли. Это куда лучше, чем никогда не испытать таких сильных чувств. Даже короткая радость лучше, чем совсем ничего. Ты так же боишься, что тебе причинят боль, как я боюсь умирать. Но это не значит, что я не собираюсь прожить каждый день на полную катушку.

Я накрыла ее руки своей рукой.

– Спасибо вам за этот совет.

Именно в эту секунду вошел Грэм.

– О-па! Я чувствую, назревают неприятности.

Лицо Лил снова просветлело, когда он вошел в палату.

– Хотя мне бы хотелось, чтобы ты сюда не приезжал, я очень рада, что познакомилась с Сорайей. Надеюсь, я не испортила вам вечер.

– Не-а. Мы всего лишь… ели пасту. – Грэм бросил на меня короткий взгляд, и мы понимающе переглянулись.

– Что врач сказал обо мне? – спросила Лил.

– Он думает, что тебе необходима операция на бедре. Они подержат тебя здесь несколько дней, а потом переведут в реабилитационный центр. Я поговорю с Кембрией, чтобы убедиться в том, что они найдут для тебя самое лучшее место.

– Я не хочу, чтобы ты суетился из-за меня.

– Ты могла удариться головой. Ты даже не помнишь, как это произошло. Разумеется, я волнуюсь. Я только рад, что не произошло ничего более серьезного, Мими.

– Я тоже рада, – сказала я.

Мы посидели с Лил еще час, а потом поехали обратно в город. Грэм включил классическую музыку и всю дорогу молчал. Когда мы въехали на Манхэттен, я заговорила первой.

– Ты в порядке?

– Да… Я в порядке. Просто…

– Что?

– Я только что до конца осознал, что она моя единственная родственница. Моя мать была единственным ребенком. Когда бабушка уйдет, у меня вообще никого не останется. Это отрезвляющая мысль.

– Когда-нибудь у тебя появится собственная семья.

Следующий вопрос Грэма застал меня врасплох, я не была к нему готова.

– Ты хочешь детей, Сорайя?

Единственный ответ был бы действительно честным.

– Не уверена в этом.

– Ты не уверена?

– Я не могу сказать, что уверена на сто процентов. Надеюсь, что я буду уверена к тому времени, когда мне придется принимать решение.

– Твои сомнения связаны с тем, как повел себя твой отец?

– Частично. Правда, я не слишком много это анализировала. Я просто не чувствую полной уверенности в том, что материнство – это мое.

Грэм задумался после моего ответа. Возможно, это было не то, что он хотел услышать, но мне не хотелось лгать ему. Я всегда это чувствовала.

Посмотрев на него, я спросила:

– Ты везешь меня домой?

– Этого в моих планах не было. – На его лице появилось разочарование. – Почему… Почему ты хочешь домой?

– Я просто подумала, что, возможно, после случившегося с Лил…

– Ты подумала, что я хочу побыть один? Нет. Я не хочу быть один, Сорайя. Я устал от одиночества. Я хочу, чтобы этой ночью ты была в моей постели. Не обязательно заниматься сексом. Я просто хочу обнимать тебя, пока я не усну. Этого я хочу, если ты не возражаешь.

Хотя меня это пугало, я ничего другого не хотела.

– ОК. Да.

Грэму так и не удалось приготовить пасту. Так как было уже поздно, мы взяли еду навынос в ресторане «Сычуань» и вернулись к нему в квартиру. Мы передавали друг другу картонные контейнеры, пока сидели, скрестив ноги, на полу в его гостиной и смотрели «Главный госпиталь».