клятве по закону русскому, и клялись те своим оружием и Перуном, их богом, и Волосом, богом скота, и утвердили мир» (ПВЛ 1950 ч.1: 221).

В тексте договора 912 г. читаем:

«превыше всего желая в Боге укрепить и удостоверить дружбу, существовавшую неоднократно между христианами и русскими, рассудили по справедливости, не только на словах, но и на письме, и клятвою твердою, клянясь оружием своим, утвердить такую дружбу и удостоверить ее по вере и по закону нашему… Мы же клялись царю вашему, поставленному от Бога, как Божественное создание, по вере и по обычаю нашим, не нарушать нам и никому из страны нашей ни одной из установленных глав мирного договора и дружбы» (ПВЛ 1950 ч. 1: 222).

Очевидно, что клятва на оружии приносилась по закону русскому, то есть — это клятва именно русов. А. Димитриу отмечал, что:

«византийские дипломаты выпытали у русских послов формулу наиболее торжественной присяги, употреблявшейся у руссов, и обрядности, при этом соблюдавшиеся, и включили все это в договор, обеспечив, таким образом, себя от возможности обмана со стороны русских» (Димитриу 1895: 548).

Действительно, в преамбуле к тексту договора 945 г. приведена развернутая формула клятвы по закону русскому:

«А кто с русской стороны замыслит разрушить эту любовь, то пусть те из них, которые приняли крещение, получат возмездие от Бога Вседержителя, осуждение на погибель в загробной жизни, а те из них, которые не крещены, да не имеют помощи ни от Бога, ни от Перуна, да не защитятся они собственными щитами, и да погибнут они от мечей своих, от стрел и от иного своего оружия, и да будут рабами во всю свою загробную жизнь» (ПВЛ 1950 ч. 1: 232).

Краткая формула клятвы повторена и в заключительной части текста договора:

«Мы же, те из нас, кто крещен, в соборной церкви клялись церковью святого Ильи в предлежании честного креста и хартии этой соблюдать все, что в ней написано, и не нарушать из нее ничего; а если нарушит это кто-либо из нашей страны — князь ли или иной кто, крещеный или некрещеный, — да не получит он помощи от Бога, да будет он рабом в загробной жизни своей и да будет заклан собственным оружием» (ПВЛ 1950 ч.1: 235).

Приведенная в договоре 971 г. формула русской клятвы соответствует формуле договоров 907 и 945 гг.:

«Если же не соблюдем мы чего-либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от Бога, в которого веруем, — в Перуна и в Волоса, бога скота, и да будем желты, как золото, и своим оружием посечены будем» (ПВЛ 1950 ч. 1: 250).

Клятва на оружии является типично скандинавской клятвой. Фетисов, анализируя формулу и процедуру клятвы, обратил внимание на сходные мотивы в исландских сагах, где нарушившие закон и клятву погибают от собственного оружия. Причем объясняется смерть нарушителя договора от собственного оружия вполне естественными причинами. Смерть клятвопреступника наступает при обмене оружием в ходе поединка или при падении на собственный меч и т. д. Наличие подобных параллелей сюжету в эпосах других народов (нартско-осетинском, чечено-ингушском) привело А. А. Фетисова к выводу о том, что мотив смерти от собственного оружия не является принадлежностью исключительно скандинавского эпоса (Фетисов, Щавелев 2009).

Но в сагах есть эпизоды, более близкие к клятве русов. Речь идет о волшебном побиении нарушителей клятв ожившим собственным оружием. И этот сюжет не встречается в легендах других народов. Так, в «Саге о Ньяле» в рассказе о людях викинга Бродира, язычника и отступника от христианства, говорится:

«На следующую ночь снова раздался грохот, и они снова все вскочили. Тут мечи выскочили из ножен, а секиры и копья взлетели в воздух и начали сражаться. Оружие с такой силой напало на людей, что им пришлось прикрыться щитами, и все же многие были ранены и на каждом корабле погибло по человеку. Это чудо продолжалось до утра. После этого они снова проспали весь день» («Сага о Ньяле» (ИС 1999: 360)).

Отметим не только сходство формулы клятвы («да не защитятся они собственными щитами») с описанием фантастического события в саге («им пришлось прикрыться щитами»), но и причины, вызывающей это наказание — клятвопреступление, которым в глазах людей в Средние века равно являлось нарушение договора и отступничество от крещения и христианской веры, от договора, заключенного с Богом.

«Бродир был раньше христианином и диаконом, но отошел от веры, стал предателем бога, начал приносить языческие жертвы и был необычайно сведущ в колдовстве» (Сага о Ньяле (ИС 1999: 359)).

Таким образом, смерть от собственного оружия в сагах является также карой и за вероотступничество. Обращает на себя внимание обряд складывания щитов и оружия на землю при принесении клятвы:

«На следующий день призвал Игорь послов и пришел на холм, где стоял Перун; и сложили оружие свое, и щиты и золото, и присягали Игорь и люди его — сколько было язычников между русскими» (ПВЛ 1950 ч. 1: 236).

Это могло быть символическим подтверждением клятвы: в том случае, если приносящие клятву задумали злое и оружие начнет сечь своих владельцев, то «не защитятся они собственными щитами», сложенными на землю. Аналогичный сюжет встречается в «Пряди о Торлейве Ярловом Скальде». Когда ярл Хакон в нарушение обычая гостеприимства и «торгового мира» приказал захватить корабль Торлейва, а его спутников повесить, Торлейв мстит ярлу, произнося нид под видом хвалебной песни.

«И когда он сказал последнюю треть песни, все оружие, какое только было в палате, пришло вдруг в движение без чьей-либо помощи, и оттого было там перебито множество народу» («Прядь о Торлейве» (ИС 1999 т. 2: 453)).

Итак, клятва русов при заключении договоров — это типичная скандинавская клятва. Аналогом ей могут послужить неоднократно упоминаемые в анналах и хрониках клятвы скандинавов на оружии и священных кольцах. Например, клятва данов Гутрума при заключении договора с Альфредом Великим.

Попытка А. А. Романчука найти параллели клятве русов у славян, кельтов и германцев не учитывает пространственные и временные рамки обсуждаемого вопроса. Его параллель с оживающим в бою оружием у кельтов V–VІ вв. никак не может быть соотнесена с оживающим при нарушении клятвы оружием скандинавов IX в. (Романчук 2018; Губарев 20196).

Хотелось бы особо привлечь внимание исследователей к одному аспекту клятвы русов в договоре 945 (по некоторым версиям, 944) года, который в отечественной литературе, посвященной договорам русов с греками, до сих пор детально не рассматривался. Этот аспект отмечен в работах Стейн Вилькесхёйс (Stein-Wilkeshuis 2002: 164–167) и А. И. Рисёй (Riisoy 2016: 147).

Из российских исследователей его касался