О нахождении у следующей горячей точки войны — Даши-чао, рассказал спустя год другой военный корреспондент, В. А. Апушкин, будущий генерал, как и Краснов.

«Год назад. 18 июля 1904 г. Памяти графа Ф. Э. Келлера (из записной книжки военного корреспондента).

Это был жаркий день — в прямом и переносном смысле. Манчжурское лето было в полном разгаре. С бездонного ясного, сверкающего неба на наши головы, словно расплавленное золото, лились потоки солнечных лучей… Было жарко, душно, знойно…

А мы с П. Н. Красновым еще накануне вечером решили в этот день ехать на аванпосты…

— Доедем до самого передового поста и постараемся взглянуть на Дашичао, где еще не так давно мы были хозяевами, — говорили мы, прощаясь.

И утром этого злополучного дня, воскресенья, ставшего для многих и во главе их для графа Келлера воскресеньем в жизнь новую, вечную, — съехались . Мы выехали бодрые, веселые. Долго ехали мы, мирно беседуя о злобах дня вдоль полотна железной дороги, стальной лентой уходящей в то запретное уже для нас Дашичао…

Слева, где-то в горах, погромыхивало.

Хотя боя и ждали мы ото дня на день, но это грохотанье мы приняли за раскаты грома грозы небесной… и мы ее благословляли. Уж очень было знойно и душно!..»

Апушкин после 16 ч. получил солнечный удар и потерял сознание. Где-то вблизи и в то же время солнечный удар под Дашичао получил и Дмитрий Гурко [17].

Самое время сопоставить достоверную запись о Петре Николаевиче с запоздалыми вымыслами его противников. Князь Авалов в эмиграции написал: «П. Н. Краснова я знаю давно, еще в японскую войну, в начале 1904 г., когда я лежал раненый в окопе у дер. Саймадзы, генерал, в то время подъесаул, в качестве военного корреспондента, для удобства — в сопровождении своей жены, объезжал тыловую полосу, заносил в свою корреспондентскую книжку заметки и посылал их по разным газетам. По-видимому, еще тогда генерал предпочитал проливать чернила, а не кровь. Помню — его называли за все вольные и невольные писания «краснобаем»» [Авалов П.М. В борьбе с большевизмом. Гамбург, 1925, с. 422].

Право, не знаю в каком окопе лежал раненый Авалов, но суждения его не отличаются ни правотой, ни логикой. Спрашивается, если Авалов лежал в окопе на линии фронта, то как он мог познакомиться с Красновым в тыловой полосе? Достоверно известно, что Лидия Федоровна не сопровождала мужа, это и немыслимо, зная какие опасные участки боев занимал военный корреспондент Петр Краснов. Авалов, как видно, не читал заметок Краснова. Отсылались статьи в одну газету — «Русский инвалид», откуда перепечатывались другими газетами без участия автора. Пустое многословное красноречие такого не заслужило бы.

Любопытство вызывает лишь оговорка о невольных писаниях Краснова — явный намек на выполнение ведомственных заданий.

Апушкин узнал, как очнулся: «То, что мы с П. Н. Красновым принимали за грозу небесную, было грозою земною.

Японцы по всему фронту перешли в наступление, и везде, кроме 1-го корпуса, шел горячий ожесточенный бой…

Как и что — еще было не ясно, но шепотом уже передавали друг другу зловещий слух:

— Начальник восточного отряда, граф Келлер, убит.

Это была страшная, печальная новость.

Не скажу, чтобы граф пользовался большим авторитетом как полководец — дела под Хояном 21 июня и 4 июля не способствовали его упрочнению , но графа все любили как человека и начальника . Войска видели его везде и всегда: на биваке — рядом с собою, среди коновязей и палаток; на походе — среди колонн, на коне; в бою — под огнем. Его несомненное личное мужество еще больше подчиняло его обаянию людей». Гордо шедший впереди отряда, он попал под разорвавшийся снаряд. Осколками было нанесено более 30 ран. (Вл. Апушкин в Р. инв. [88, 3 августа 1905 г. № 4127]).

Граф Ф. Э. Келлер ушел на войну добровольцем. Узнав, что Япония напала на Россию, он оставил должность генерал-губернатора Екатеринославской губернии, чтобы, не дожив полмесяца до 55-летия, геройски пасть под Даши-чао. Другой граф, погибший вблизи от П. Н. Краснова, тоже был добровольцем — 17-летнего графа Канкрина никто бы на фронт не мобилизовал (призывали тогда с 21 года), а он тоже погиб, в качестве ординарца при бароне Маннергейме в Мукденском сражении. Других 17-летних добровольцев, не графов, задерживали на железной дороге по пути на восток и отправляли домой.

И в то время, как герои отдавали жизни за Отечество, другие пользовались тем, что силы Империи направлены на внешнего врага, и наносили удары по России изнутри. Бывший министр финансов Витте распространял сплетни о «Безобразовых» и в июле 1904 г. считал: «Как политик я боюсь быстрых и блестящих русских успехов; они бы сделали бы руководящие с. — петербургские круги слишком заносчивыми… России следует испытать еще несколько военных неудач». Одними словами желание неудач России не ограничивалось: 3 июня был застрелен финляндский генерал-губернатор Н. И. Бобриков; 15 июля, незадолго до генерал-лейтенанта Келлера, был убит террористом министр Плеве. В портфеле Плеве был найден доклад с выдержками из частной переписки о том, «что Витте состоит в самом тесном общении с русскими и заграничными революционными кругами», но кроме общения и высказываний враждебности по отношению к Царю, у Плеве никаких серьезных доказательств не было. Коковцов пишет: «Не подлежит, однако, никакому сомнению, что Плеве отлично знал, как отзывается Витте о Государе, какие питает к нему чувства и насколько не стесняется входить в общение с явно враждебно настроенными к Государю общественными кругами. Но, вероятно, в его распоряжении не было неопровержимых доказательств действий Витте определенно тенденциозного характера. Плеве воспользовался бы своим влиятельным положением, для того чтобы обезвредить Витте или по крайней мере раскрыть государю глаза на него, ведь он знал лучше всех, как велико было нерасположение государя к Витте» [33]. И даже при таком раскладе Государь пренебрегал личным нерасположением, пока Витте оставался полезным для государства. С августа 1903 г. Витте был председателем Комитета министров.

Дневник Императора: «30-го июля. Пятница. Незабвенный, великий для нас день, в кот. так явно посетила нас милость Божья. В 11/4 дня у Алике родился сын, кот. при молитве нарекли Алексеем. Все произошло замечательно скоро — для меня по крайней мере. Утром побывал как всегда у Мама, затем принял доклад Коковцова и раненного при Вафангоу арт. офицера Клепикова и пошел к Алике, чтобы позавтракать. Она уже была наверху и полчаса спустя произошло это счастливое событие. Нет слов, чтобы уметь достаточно благодарить Бога за ниспосланное нам утешение в эту годину трудных испытаний!» Кроме милостей, дарованных манифестом назавтра всей России, в самый День 30 июля Император назначил Цесаревича Шефом 12-го Восточно-Сибирского стрелкового полка.

Суббота, 14 августа 1904 г. «Иркутские губернские ведомости», № 3813:

«Корреспондент «Русск. инв.» Пл. [настоящая опечатка] Краснов набрасывает картину положения дел в японской армии за последние месяцы борьбы.