— Это еще кто? — заинтересовалась Черил.

После визита доктора Гебхарда она стала живо интересоваться происходящим. Из машин вышли несколько совсем молодых парочек, и Мариссель подумал, что прибыли наследники. Но одновременно появились и весьма солидного вида господа. Подоспел и полицейский автомобиль.

Из дома вышел Эдер, выбросил мусор в стоящий у ворот бак. Мариссель поделился с ним новостями.

— Да, скорее всего, наследники спешат утвердить свои права, — подтвердил Эдер. — Завтра похороны на местном кладбище и оглашение завещания.

— Завещание может пролить свет на загадку смерти Герды Шарф, — предположил Мариссель.

— Яд дал тот, кто был заинтересован в ее смерти, не так ли? — спросила Черил.

— Возможно, что и так, — уклончиво ответил Эдер.

Больше в тот день к теме таинственной смерти Герды Шарф они не возвращались.

Вечером Мариссель дважды звонил в Израиль. Все ждали, когда Мариссель приступит к работе, и спрашивали о состоянии Черил. Пока что он не мог сказать ничего обнадеживающего.

Похороны были назначены на десять утра. В половине десятого Мариссель вслед за Эдером вошел за ограду дома Герды Шарф. Черил идти на похороны отказалась. Она заварила себе чай и уселась перед телевизором.

На Марисселя, чужого здесь человека, посматривали с удивлением. На похороны собрался весь поселок. Несмотря на жару, мужчины были в черных костюмах, женщины в темных платьях. Распоряжался всем какой-то низенький человек. Мариссель не прислушивался к разговорам, и до него доносились обрывки словно бы одной общей беседы. Люди, не стесняясь, подсчитывали стоимость дома Герды Шарф, гадали, продадут его наследники или останутся здесь жить, и как они в таком случае поделят дом.

Доктор Берфельде стоял в одиночестве, опершись на палку с резной ручкой. Гебхарда, его неизменного спутника, нигде не было видно.

Без пяти десять из дома появились наследники — две молодые пары, еще какие-то люди; сзади скромно маячил доктор Гебхард. Вынесли гроб. До церкви шли молча.

Мариссель и без того был настроен меланхолически, а в траурной процессии его мысли приняли и вовсе печальный характер. Он подумал, что его самого некому будет проводить в последний путь — в прямом смысле этого слова. Он упустил момент, когда следовало обзавестись семьей и детьми, и лишился большей части друзей из-за того, что годами жил за границей под чужим именем. И какие могут быть друзья у людей его профессии? Только сослуживцы. Они-то понимают, почему он не может быть откровенен. Друзья же этого никогда не поймут.

Церковь была небольшой, и Мариссель подумал, как же все в ней уместятся. Но внутрь вошла примерно половина участников процессии. Остальные ждали перед входом.

Около часа дня служба закончилась. Гроб закопали на церковном кладбище. Люди стали расходиться. Эдер посмотрел на Марисселя, словно только сейчас заметил его присутствие.

— Когда Шарфы приехали в поселок, чтобы присмотреть себе участок, они пришли к нам за советом. Герда потом сказала, что выбрала соседний с нами участок потому, что ей понравилась моя жена. Я учил ее детей…

Мариссель взял его под руку, помогая перебраться через канаву. После похорон все разом заговорили о чем-то своем, кое у кого уже появились улыбки. Церемония закончилась, можно было забыть о скорби. Похоже, один Эдер переживал и искренне сожалел о смерти Герды Шарф.

Мимо них, тяжело шагая и больше обычного опираясь на палку, прошел Берфельде. Он не заметил или сделал вид, что не заметил Эдера. Гебхард так и не появился.

Они вернулись домой. Эдер был по-прежнему погружен в себя, но хотел сразу идти на кухню, чтобы позаботиться об обеде. Мариссель остановил его.

— Я вижу, какое впечатление произвели на вас похороны, и рекомендую вам прилечь. А как врач, посоветовал бы принять успокаивающее.

От лекарств Эдер отказался. Но перебрался на диван. Черил принесла ему плед и подложила под голову подушку.

— Друзья мои, — вдруг сказал Эдер, — там, на кладбище у меня было видение. Как вы относитесь к возможности такого рода явлений?

Мариссель насторожился: как-никак Эдер долго стоял под солнцем с непокрытой головой. Он подсел поближе к Эдеру, взял его за запястье.

— Хочу померить пульс, не пугайтесь. Как доказывает история медицины, это еще никому не повредило, — успокоил он Эдера.

В медицинском институте Мариссель выбрал специальность хирурга. Она казалась ему самой нужной для страны. Но все преподаватели говорили, что из Марисселя получился бы отличный психотерапевт.

Эдер улыбнулся словам Марисселя и руку не отнял.

— Мне явилась не Дева Мария, а вполне реальный человек, которого, по моим понятиям, давно уже нет в живых, — произнес он. — Он стоял в церкви у самого выхода, потом на кладбище я вновь встретился с ним взглядом. Он отвернулся и исчез в толпе… Странно, правда?

Эдер вздохнул. Мариссель отпустил его руку.

— Пульс вполне приличный. Но надо послушать сердце и кое-что принять. Профилактически.

Эдер его не слушал.

— Прошло столько лет. Представляете, как мы оба изменились с тех пор. Но он узнал меня. Я уверен, что он именно меня искал в церкви. Он знал, что я здесь. Но когда увидел меня, почему-то сразу вышел из церкви.

Мариссель принес из своей дорожной аптечки несколько капсул и налил Эдеру стакан воды.

— Вам нужно отдохнуть и прийти в себя.

Когда Эдер уснул, он пошире раскрыл окна, чтобы в доме был сквозняк. Свежий воздух и покой — в эти лекарства Мариссель верил свято.

Черил и Мариссель пошли на улицу. Возле дома Герды Шарф по-прежнему было много машин. Но никого не было видно, все собрались в доме. Наверное, приехал нотариус с завещанием, решил Мариссель.

Неожиданно из дома Герды Шарф появился доктор Гебхард. Вид у него был встрепанный.

— А, коллега, — приветствовал он Марисселя, пытаясь пригладить волосы и привести себя в порядок. — Были на похоронах? А я с пяти утра на ногах, еле живой. Даже не завтракал, только выпил кофе с коньяком. Мечтаю домой попасть. А вы главную новость знаете?

— Какую? — спросил Мариссель.

— Герда лишила всех наследства, — вид у Гебхарда был убитый. — Деньги и дом завещала детскому приюту. Вот это сюрприз! Дочь в истерике, сын в бешенстве. Еле успокоил обоих. Будут судиться с приютом.

— Почему она так поступила? — тихо проговорила Черил.

— Это у нее надо бы спросить, — пожал плечами Гебхард.

— Со странностями была дамочка, между нами говоря. Вздорная, возражений не терпела, детей разогнала.

Гебхард ухмыльнулся, и непонятно было, то ли он восхищается необузданным нравом своей бывшей пациентки, то ли осуждает ее.

— Ладно, пойду к Берфельде, — сказал он. — После похорон ему дурно стало, гадость какая-то мерещится.