Элли судорожно вздохнула.

— Я еще некоторое время назад просила вас выйти.

— Элеонора…

— Уходите! — твердо приказала она и отвела взгляд, не желая видеть в его глазах отвращение. А может, триумф или жалость. Она этого не вынесет.

Господи, да она же его любит! Но нельзя, нельзя допустить, чтобы он об этом узнал. Это уничтожило бы ее без остатка.

— Элеонора, о чем бы вы сейчас ни думали, немедленно прекратите!

Она повернулась к нему, ее глаза блестели от непролитых слез.

— Не смейте мне указывать, о чем мне думать или не думать! — вспыхнула она, пряча за гневом истинные чувства.

Джастин сузил глаза.

— Я мог бы остановиться, должен был, действительно об этом думал, но вы бы меня за это не поблагодарили.

— Я и сейчас не поблагодарю!

— Да, — тягостно признал он и окинул ее холодным взглядом. — Элеонора.

— Вы могли остановиться? Вы об этом думали? — Ее голос взлетел от негодования, когда она осознала его слова. Она точно знала, у нее-то не было сил просить его остановиться, сопротивляться его ласкам она тоже не могла. Но он мог. О да, высокомерный герцог Ройстон полностью контролировал свои чувства, а она таяла от первого же прикосновения. Как унизительно.

— Я просила вас уйти, — деревянным голосом повторила она.

— Элеонора, черт побери, послушайте меня! — Он нахмурился. — Если бы я остановился, вы бы сейчас сердились на меня за неудовлетворенное желание, которое могло терзать вас еще много часов, тогда как сейчас…

— Тогда как сейчас я могу смело утверждать, что стала очередной женщиной, испытавшей на себе искусные ласки неотразимого герцога Ройстона! — бросила она в ответ.

Он резко втянул воздух.

— Я не стану принимать всерьез ваши оскорбления. Понимаю, вы расстроены.

Джастин нервно провел руками по волосам, золотистые локоны тут же вернулись к модно-небрежному виду. Будто он проделывал этот жест уже сотню раз и хорошо понимал, какое производит впечатление. После стольких женщин в своей постели. Наверняка! Элли снова пришла в ярость при мысли, что значит для Джастина не больше кроватного столбика.

— О, да хоть принимайте, — едко разрешила она. — Поскольку, уверяю вас, я точно знаю, о чем говорю. Хочу, чтобы вы больше никогда ко мне не прикасались!

— Мы поговорим об этом, когда вы успокоитесь.

— Нет, не поговорим, — заявила она.

Джастин наконец осознал серьезность своей ошибки. Черт побери, он всегда славился нерушимым самообладанием. Никогда не выходил из себя, не поддавался ни на какие провокации. Это началось еще с одинокого детства, когда он чувствовал себя исключенным из любви родителей и научился жить с этой болью, пряча ее за холодной невозмутимостью. Но он всегда знал, что где-то в глубине души кипят эмоции, ему неподвластные. Похоже, Элеоноре удалось вызвать этот жар на поверхность. Единственной из всех.

Этим вечером он полностью лишился самообладания и так эмоционально погрузился в любовные ласки, что все его утверждения — он не может остановиться — были пустым звуком. В этом состояла горькая истина, он бы не перестал ласкать и целовать Элеонору, даже если ему на пятки наступал сам дьявол. Он до боли желал доставить ей удовольствие, видеть, как она корчится в муках сладострастия по одному велению его пальцев.

Он тяжело вздохнул.

— С вашей стороны наивно полагать, что мы никогда больше не вернемся к этому инциденту.

Он осекся, услышав ее горький смешок.

— Благодаря вам я больше не наивна!

— О нет, Элеонора, вы все еще очень наивны и невинны во всех смыслах, — возразил Джастин, прижимая к бокам стиснутые в кулаки руки. — Чем бы мы сегодня ни занимались, ваша невинность не пострадала, как и репутация в обществе.

Несколько тягостных секунд она молча смотрела на него, затем покачала головой.

— Сэр, меня мало волнует репутация в обществе, но моя невинность сейчас определенно под сомнением.

— Нет.

— Да! — прошипела она. — Вы-то уж должны понимать, что я понятия не имела, даже не представляла… — Она остановилась, пытаясь вернуть самообладание. — Да, моя девственность действительно не нарушена, но про мою невинность так сказать нельзя. — Ее щеки загорелись румянцем. — А теперь, пожалуйста, уйдите. Оставьте меня, я вас умоляю!

Ее голос наконец сломался, дрогнул от наплыва чувств. В глазах блестели слезы. Слезы, которые, Джастин точно знал, она не желает при нем ронять.

— Думаю, вы понимаете, я не могу сообщить бабушке, что передумал переезжать в этот дом. И даже пытаться не стану.

Элеонора гордо распрямила плечи.

— Я понимаю. Мы взрослые люди и, даже если не испытываем друг к другу симпатии, оба привязаны к герцогине. Уверена, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы вести себя при ней со всей почтительностью.

Ее слова совершенно определенно подразумевали, что наедине ему не достанется даже этого.

Джастин расстроенно вздохнул:

— Вам следовало прислушаться, когда я советовал не дразнить тигра.

— Вы хотите сказать, — с обманчивой мягкостью произнесла Элли, — что считаете это очередным уроком, который необходимо было мне преподать?

Джастин озадаченно посмотрел на нее.

— Нет, я только… Элеонора, немедленно поставьте на место! — потребовал он, когда она коброй метнулась к столику и схватила чайную чашку. — Элеонора!

Но она без колебаний размахнулась и запустила ему в голову изящным фарфоровым сосудом. Только, к своему большому сожалению, промахнулась, герцог в последний момент пригнулся, и чашка разбилась о дверь за его спиной.

Джастин выпрямился, его лицо было мрачнее грозовой тучи.

— Бабушка обожает этот сервиз, — начал он, но Элли не пожелала сдаваться.

Схватила со стола блюдце и запустила следом, на этот раз преуспев куда больше: блюдце нанесло голове герцога скользящий удар, при этом растрепав модную прическу, которая так раздражала Элли.

— Приятно знать, что не напрасно я столько времени проводила за игрой в крикет с деревенскими детьми, когда сама была ребенком!

Она с удовлетворением улыбнулась собственной точности.

— Чертовка! — Джастин осторожно потрогал место удара и поморщился. — Клянусь всем святым, ты заслуживаешь настоящей порки!

— Только попробуйте ко мне прикоснуться, ваша светлость, я закричу так, что сбежится весь дом! — ледяным тоном предупредила Элли. Может, она и позволила своим истинным чувствам одержать над ней верх, но это не значит, что он когда-нибудь о них узнает.

Джастин выпрямился, его глаза засверкали.

— Еще ничего не закончилось.