Это едва ли означало, что меня принимают в качестве адвоката. Скорее мне предстояло стать простым служащим. Однако я хотел на время покинуть Индию. Меня привлекала еще и возможность увидеть незнакомую страну и приобрести новый опыт. Кроме того, я смог бы посылать сто пять фунтов брату, чтобы помочь ему покрывать расходы. Я без колебаний принял предложение и стал готовиться к путешествию в Южную Африку.

Отправляясь в Южную Африку, я уже не чувствовал той горечи разлуки с семьей, какую испытывал, отплывая в Англию. Мама умерла, а у меня теперь были кое-какие представления о мире и путешествиях за границу, и потому путь из Раджкота в Бомбей не показался мне чем-то необычным.

На сей раз я почувствовал боль лишь от расставания с женой. Со времени моего возвращения из Англии у нас родился второй ребенок. Нашу любовь нельзя было еще назвать полностью свободной от похоти, но постепенно она становилась все более чистой и праведной. После того как я вернулся из Европы, мы очень мало времени проводили вместе, а поскольку я стал для жены учителем, пусть и посредственным, и помог ей изменить ее жизнь, то оба мы чувствовали необходимость уделять друг другу больше внимания, хотя бы только ради продолжения этих реформ. Впрочем, привлекательность предстоящего путешествия утешила меня.

— Мы непременно встретимся уже через год, — ободрил я жену перед тем, как выехать из Раджкота в Бомбей.

Там я должен был получить свой билет от агента фирмы «Дада Абдулла и Кº». Однако свободных мест на пароходе уже не оказалось, а если бы я не попал на него, мне пришлось бы надолго застрять в Бомбее.

— Мы сделали все возможное, — сказал агент, — чтобы приобрести для вас билет первого класса, но это не помогло. Вот если бы вы согласились плыть на палубе… А питаться можно в кают-компании.

Мне предстояло впервые путешествовать первым классом. Как мог уважающий себя адвокат плыть на палубе? Я отверг его предложение и даже усомнился в его честности. Я не мог поверить, что билетов в первый класс совсем не осталось. Заручившись согласием агента, я решил попытаться добыть билет самостоятельно. Взойдя на борт, я встретился с капитаном. Он был со мной предельно откровенен:

— Обычно у нас не бывает такого ажиотажа, но на этот раз с нами плывет генерал-губернатор Мозамбика, и потому все места действительно заняты.

— Неужели никак нельзя найти местечко для меня? — спросил я.

Он смерил меня взглядом и улыбнулся.

— Есть один способ, — сказал он. — В моей каюте имеется дополнительная койка, которая обычно не используется, но я готов предоставить ее вам.

Я поблагодарил его, а потом агент внес плату за билет. И вот в апреле 1893 года я отправился в плавание с горячим желанием попытать счастья в Южной Африке.

Первой остановкой был порт Ламу, куда мы прибыли примерно через тринадцать дней. К тому времени мы уже стали с капитаном настоящими друзьями. Он любил играть в шахматы, но, поскольку сам совсем недавно заинтересовался ими, ему требовался еще более слабый противник. Он пригласил меня составить ему компанию. Я много слышал об игре, но ни разу не пробовал сыграть сам. Шахматисты говорили, что эта игра развивает интеллект. Капитан предложил научить меня и нашел во мне многообещающего ученика, так как я был безгранично терпелив. Раз за разом я проигрывал, но это только оживляло его и вдохновляло продолжить мое обучение. Игра пришлась мне по душе, но я не полюбил ее настолько, чтобы когда-либо снова сесть за доску, а мои познания ограничились умением правильно передвигать фигуры.

В Ламу судно простояло на якоре три или четыре часа, и я успел сойти на берег и осмотреть порт. Капитан тоже побывал на берегу, но предупредил меня, что море в гавани крайне переменчиво, а потому мне следует вернуться на борт без малейшей задержки.

Городок оказался совсем маленьким. Я зашел на почту, и меня приятно удивило то, что клерками там служили индийцы, с которыми я немедленно вступил в беседу. Довелось мне понаблюдать и за африканцами, образ жизни которых вызывал у меня живой интерес. На все это, конечно, ушло некоторое время.

Еще я встретил нескольких уже знакомых мне палубных пассажиров, которые сошли на берег, чтобы приготовить себе горячую пищу и спокойно поесть. Они тоже как раз собирались вернуться на пароход, и мы все заняли места в одной шлюпке. В гавани начался сильный прилив, а наша шлюпка была перегружена. Мощное приливное течение не позволяло шлюпке удерживаться у трапа, сброшенного с парохода. Едва она касалась трапа, как ее относило течением. Между тем прозвучал первый гудок к отплытию. Я встревожился не на шутку. Капитан наблюдал за нашими мучениями с мостика. Он распорядился задержать судно на пять минут. Рядом с пароходом вертелась еще одна лодка, которую капитан нанял специально для меня за десять рупий. Она-то и подобрала меня с перегруженной шлюпки. Трап уже убрали, и потому я был поднят на борт с помощью обыкновенной веревки, после чего пароход незамедлительно снялся с якоря. Остальных пассажиров в шлюпке пришлось бросить на произвол судьбы. Только тогда я понял всю важность предупреждения капитана.

Следующим портом на нашем пути после Ламу стала Момбаса, затем — Занзибар. Остановка здесь оказалась долгой — восемь или десять дней, а затем нам предстояло пересесть на другой пароход.

Капитан успел ко мне привязаться, но его горячая дружба неожиданно приняла совершенно нежелательный оборот. Он пригласил меня и еще одного английского друга на увеселительную прогулку, и мы все отправились на берег в его личной шлюпке. Я не знал, что подразумевалось под «увеселительной прогулкой», а капитан, конечно же, не подозревал, насколько чужды мне были подобные развлечения. Местный зазывала отвел нас в квартал, населенный негритянками. Каждому из нас предоставили отдельную комнату; онемев от стыда, я застыл посреди своей. Одному Небу известно, что́ бедная женщина подумала обо мне. Когда капитан окликнул меня, я вышел точно таким же незапятнанным, каким и вошел, и тогда он все понял. Поначалу мне было очень стыдно, но, поскольку я не мог думать о случившемся без ужаса, стыд скоро улетучился. Я лишь возблагодарил Бога, что вид той женщины не возбудил во мне желания. Осталось только чувство презрения к самому себе за проявленную слабость. Приходилось сожалеть, что я не набрался смелости сразу же отказаться от предложенной мне комнаты.

Это стало третьим испытанием подобного рода в моей жизни. Вероятно, многие невинные молодые люди невольно согрешили бы на моем месте из-за ложного чувства стыда. Но я не мог поставить себе в заслугу тот факт, что просто вышел оттуда незапятнанным. Заслугой стал бы решительный отказ вообще входить в ту комнату. Спасением я целиком обязан Его милосердию. Произошедшее укрепило мою веру в Бога и научило избавляться от хорошо знакомого теперь ложного чувства стыда.

Поскольку мы задержались в том порту на неделю, я снял квартиру в городе и успел основательно изучить окрестности, прогуливаясь пешком. В Индии только Малабарский берег может дать подлинное представление о пышной растительности Занзибара. Меня поразили гигантские деревья и размеры плодов на них.