– В Век Мечтаний, когда члены моего Ордена пользовались уважением и почетом по всему Кринну, Башен Высшего Волшебства было пять… – Голос мага дрогнул: упоминание о Башнях вновь пробудило мучительные воспоминания. Карамон хмуро смотрел в каменный пол, и Танис, от которого не укрылась тень, опустившаяся на близнецов, в который раз спросил себя, что же могло произойти в той Башне такого, чтобы столь сильно переменить жизни обоих. Он знал, что разузнавать бесполезно. Обоим было запрещено говорить.

Помолчав немного, Рейстлин глубоко вздохнул и продолжал:

– Когда началась Вторая война с драконами, высшие посвященные моего Ордена собрались в величайшей из Башен – в той, что в городе Палантасе – и там создали «драконьи глаза».

Тут его взгляд устремился в пространство, он замолчал, а когда заговорил вновь, Танису показалось, что маг пересказывал то, чему сам был свидетелем. Изменился даже его голос, сделавшись низким и звучным. И он более не кашлял. Карамон взирал на брата в немом изумлении.

– Первыми, как только взошла серебряная. Солинари, в верхнюю комнату Башни вошли носители Белых Одежд. Затем, обливаясь кровью, взошла алая Лунитари, и в покой вступили носители Алых Одежд. И наконец, когда способные увидеть различили Нутари – черный диск, провал тьмы между звезд, – в комнату вошли носители Черных Одежд… Воистину странен был тот исторический миг, когда все междоусобные распри различных ветвей Ордена на время забылись. Подобному суждено было повториться лишь однажды – во дни Проигранных Битв, но тогда этого невозможно было предугадать. Мы знали только необходимо уничтожить величайшее Зло – и этого нам было довольно. Ибо мы наконец поняли, что Зло вознамерилось покончить вообще со всей магией Кринна, дабы никто не мог противостоять его ворожбе. Иные среди Черных Одежд, пожалуй, и встали бы на сторону столь могущественной силы… – Танис видел, каким огнем горели глаза Рейстлина, -…если бы вскоре не поняли, что станут не повелителями, а всего лишь рабами. И тогда были созданы «драконьи глаза», в ночь, когда все три луны стояли в зените…

– ТРИ луны?.. – тихо переспросил Танис, но Рейстлин не услышал вопроса.

– В ту ночь совершались великие подвиги волшебства, – продолжал он все тем же чужим голосом. – И такова была мощь произносимых заклятий, что многие не выдерживали их и валились без сил, опустошенные и телом, и духом. Но к утру на своих пьедесталах лежали пять «глаз дракона», лучащихся светом, клубящихся тенями. Все они, кроме одного, были с величайшими предосторожностями унесены их Палантаса – по одному в каждую Башню. Они-то и помогли избавить мир от Владычицы Тьмы…

Лихорадочный блеск погас в глазах Рейстлина. Он умолк, ссутулился и забился в жестоком приступе кашля. Друзья молча смотрели на него, никак не решаясь заговорить.

Наконец Танис подал голос:

– Как ты сказал? Три луны?..

Рейстлин поднял глаза и безразлично посмотрел на него.

– Три луны?.. – прошептал он. – Не знаю я ничего про три луны. О чем вообще мы разговаривали?..

– О «драконьих глазах». Ты нам рассказывал, как они были созданы. Но откуда ты… – Танис осекся, видя, что маг без сил укладывается на свою тоненькую подстилку.

– Ничего я тебе не рассказывал, – буркнул он раздраженно. – Что ты несешь?

Танис переглянулся с остальными, и Речной Ветер отрицательно покачал головой, а Карамон прикусил губу и отвернулся, пытаясь скрыть охватившее его беспокойство.

– Мы говорили о «глазах дракона», – сказала Золотая Луна. – Ты собирался поведать нам, что тебе о них известно.

Рейстлин вытер окровавленные губы.

– Мне известно немногое, – повторил он, утомленно пожимая плечами. – Только то, что «глаза» были созданы общими усилиями величайших волшебников. И, соответственно, лишь величайшие маги способны ими пользоваться. Если же Оком вздумает повелевать новичок, ему грозит страшная опасность… Вот, пожалуй, и все. Весь свод знаний о «глазах драконов» пропал во дни Проигранных Битв. Говорят, два Ока погибли вместе со своими Башнями Высшего Волшебства – вернее, были уничтожены магами, не желавшими, чтобы ими завладела чернь. Когда же умерли последние хранители трех остальных, их след затерялся…

Рейстлин говорил все тише и тише. Наконец, совершенно лишившись сил, он откинулся на свое ложе и сразу уснул.

– Проигранные Битвы, три луны и этот странный голос… – пробормотал Танис. – Что к чему, непонятно!

– А я не верю ни в одно, ни в другое, ни в третье! – сурово заявил Речной Ветер. И принялся расстилать меховые постели – Золотой Луны и свою.

Танис собирался уже последовать его примеру, но заметил, что Эльхана выбралась из потемок и остановилась над спящим магом, взволнованно заламывая пальцы.

– «Если Оком вздумает повелевать новичок!..» – повторила она шепотом, и голос ее был полон ужаса. – Мой отец!..

Танис вскинул на нее глаза и внезапно все понял.

– Ты полагаешь, твой отец мог попытаться использовать Око?

– Боюсь, что да, – прошептала Эльхана. – Он сказал, что сразится со злом один на один и заставит его убраться из нашей страны. Так вот, значит, что он имел в виду!.. – И она склонилась над Рейстлином. – Разбудите его! – приказала она. Ее темные глаза метали молнии. – Я должна знать!.. Разбудите его, и пусть он расскажет, в чем заключается эта «страшная опасность»!

Карамон без лишних слов взял ее в охапку и мягко, но решительно заставил отойти от спящего брата. Прекрасное лицо эльфийки было искажено страхом и яростью; она была готова влепить Карамону пощечину, но подоспевший Танис остановил ее руку.

– Госпожа Эльхана, будить его бесполезно, – сказал он ровным голосом. – Он рассказал нам все, что известно лично ему. Что же до того, другого голоса, Рейстлин явно не помнит, о чем тот вещал его устами.

– С Рейстом и раньше приключалось подобное, – приглушенно пробасил Карамон. – Просто-таки превращается в кого-то на время. Выматывает это его ужасно, а что было – не помнит.

Эльхана выдернула свою руку у Таниса, черты лица вновь обрели неприступную мраморную строгость. Резко повернувшись, она пошла к выходу из пещеры. Речной Ветер успел задернуть вход одеялом, чтобы свет костра не был виден снаружи. Эльхана отбросила это одеяло резким движением, едва не сорвав. И вышла наружу.

– Поспи немного, – сказал Танис Карамону. – Я буду стоять первую стражу.

– Я немножко побуду с Рейстом, – ответил богатырь, расстилая постель подле спящего близнеца. Танис же последовал за Эльханой наружу.

Грифоны крепко спали, спрятав головы в перья и цепко держась когтистыми передними лапами за кромку скалы. Полуэльф не сразу разглядел Эльхану в темноте. Потом все-таки нашел ее взглядом: она горько рыдала, прислонившись к большому валуну и спрятав лицо в ладонях.

Танис знал, что гордая дочь Сильванести никогда не простит ему, если узнает, что он сидел ее вот такой – беспомощной, плачущей, несчастной. И он поспешно скрылся за одеялом.