они и решили по-тихому все бросить. А там оно, глядишь, само утрясется. Вот, к примеру, новый артикул воинский в прошлом году вышел. Обязали его учить да на новое переучиваться. А в марте, когда мобилизацию объявили, сказали, что рекрутов учить по старому артикулу, потому как нового еще не знают. Я так думаю — потому что его еще на другие языки не перевели, для офицеров из немцев. А теперь, гляди, опять все заново отменяют. Как тут ответственному офицеру не заболеть, а? Вот ведь! А те, кто не заболел скоропостижно, те офицеры сейчас в Риге сидят в офицерском клубе, вино пьют да в карты играют и ничего делать не желают. Как говорится, не спеши выполнять приказ, все равно отменят. Такие вот дела, Жора.

— Дядька, а еще скажи. Нироннену-то это зачем? Он почему с утра до вечера с Фоминым нас гоняет да учит?

Семен Петрович хитро прищурился.

— А это потому, Жора, что он сам из низов, наш брат-солдат. В свейскую войну десять лет назад он капралом был. Его рота сильно хлебнула лиха в тот день, когда наши Кексгольм приступом брали. Вот и учит на совесть. Опять же, кто роту в бой вести будет? Не барчуки же из дворцов, верно? Эти-то все будут поближе к штабу или у прапора на лихом коне гарцевать… эхма!

— А вот еще скажи…

Но Семен Петрович хлопнул ладонью по столу.

— Все, хватит языком молоть. Закончили вечерять, прибираемся, готовимся ко сну. Время позднее.

* * *

— Осторожно, двери закрываются! Следующая станция — Синево!

Я устало прислонился головой к толстому стеклу и без всяких мыслей в голове смотрел на мельтешение зеленого леса и кустарников за окном. Толстый мужик напротив открыл очередную банку пива и протянул мне.

— Будешь?

Я оторвался от окна, глянул на банку. Ну да, вроде ничего так, нормальное.

— Давай.

— Держи, — мужик довольно ухмыльнулся и протянул мне открытую банку. — Что не весел сегодня, студент? Аль приключения не приключаются?

Я хмыкнул, сделал несколько больших глотков и вернул банку.

— Достало. Глупо как-то все. То, видишь, экстренный рекрутский набор, куда берут всех без разбора, и пихают в учебки, которые никто толком организовывать не умеет. В итоге рекруты мрут как мухи, из остатков собирают сводные команды, а тут — оп! — и мобилизацию отменили. Мол, войны не будет, всем спасибо, все свободны. И на фига тогда все это было?

Мужик сочувственно покачал головой.

— Ну да, ну да. Это еще что. Тут же армейские магазины — ну это склады у вас там так называются — к летней кампании организовали по всей дороге от Питера до Варшавы. Теперь вот, как войну отменили, все эти магазины взад сворачивать будут.

— Да знаю. Нас уже на это дело припахали. Таскать, возить, охранять.

— Верно мыслишь. А знаешь, сколько всего разворуют по дороге?

Я хмыкнул.

— Да не так-то и много. Если бы просто разворовали — не так обидно было бы. А то ж оно вовсе без пользы пропадает. Тухнет, плесневеет, мокнет, тонет… Похоже, убытки от несостоявшейся войны у нас сопоставимы с войной состоявшейся.

Мужик с довольным видом цыкнул зубом и вытер ладонью пышные седоватые усы.

— Ага, есть такое. Не, ну так-то в масштабах государства ущерб невелик. Но мыслишь правильно. А сам чего не участвуешь в этом всем?

Я оторопело уставился на толстяка.

— Чего? Ты че, старый? За кого меня держишь?

Мужик примирительно выставил вперед ладони.

— Харэ, харэ. Верно мыслишь, не по чину тебе таким заниматься. Спалишься — вмиг запорют до смерти. Сквозь строй пропустят — и амба. У солдат этим всем занимается так называемое «общество». А ты с ним знаком? Нет, не знаком. Дела с обществом у вас Ефим ведет. Потому он скоро сержантом станет. А ты?

— А что я?

— Вот и я говорю — а что ты? Ты — ничто!

И снова заржал. Некрасивым голосом, да так обидно! Эх, втащить бы ему с ноги в самую улыбку! Но, блин… О, кажется, подъезжаем.

— Да ну тебя, толстый. Пойду покурю.

И я выдвинулся в тамбур. Сейчас выйду на платформе Синево и проснусь. Интересно. Та электричка же зимой была, а тут за окном лето…

Мужик вывалился вслед за мной в тамбур и положил руку на плечо.

— Да ладно, мелкий, ты что, обиделся, что ли? А хочешь, я тебе шпиёна французского сдам? Ну или немецкого, тут уж как Тайная канцелярия его раскрутит. А? Хочешь?

Я гадливо уставился на его жирную руку, после чего перевел взгляд на щербатый рот с кариозными желтыми зубами.

— Ну, допустим.

— Гляди. Завтра-послезавтра в патруле увидишь всадника на пегой кобыле. Бери его тепленьким — точно шпиён. Сдашь его куда следует — и тебя заметят. А там сверху тебя выдвинут, а ты с Ефимом пошепчешься — и снизу выдвинут. Глядишь, и начнешь потихоньку двигаться. А? Как тебе идея?

— Хм… Пегая, говоришь? А пегая — это что за порода такая? Пегая — это как?

Толстяк снова заржал в голос.

— Ну ты дурак-человек, студент! Точно говорю — лингвист! Я тебе предлагаю карьеру сделать да прибыль получить — а ты все за слова цепляешься! Даль и Ожегов пригородной электрички, прошу любить и жаловать!

И снова заржал в голос.

— Станция Синево! — объявила девичьим голосом электричка и начала сбавлять ход.

Тамбур наполнился туманом, лица людей расплылись…

* * *

Утро началось с барабанного боя. Побудка, построение. По избам сновали денщики, исполняющие обязанности вестовых, поднимали солдат срочно строиться на оборудованном месяц назад импровизированном плацу. То есть на той самой лужайке между двух деревень, где мы и шагистикой занимались, и прочей боевой учебой.

— Шустрее, шустрее, православные! Сам командир батальона приехал, господин майор Небогатов со свитой, смотр устраивать будут! — тараторил Федька, щуплый денщик порутчика Нироннена.

Убедившись, что мы с ребятами зашевелились и начали одеваться, он быстро убежал к следующей хате.

Я глянул за окно — время совсем раннее. Солнце только-только встало. По нынешним июньским меркам это, выходит, где-то пять часов утра. Получается, командование из Риги ночью выехало. Впрочем, чувствую себя вполне выспавшимся. Здесь у нас комфортно. В хате нам выделили достаточно просторную комнату, Сашка подсуетился и соорудил из сена и тряпок уютные матрасы, только называл их почему-то словом «тюфяк». Да и Великий пост окончился, так что питались мы хорошо. В общем, гостиничные условия, грех не выспаться.

Быстро одеваемся, парами помогая друг другу. Нательное белье, панталоны, рубаха, камзол. По случаю смотра — ботинки