И тут я вспомнила кое-что еще: доктор Шилдс не назначила время нашей следующей встречи.

Меня охватила паника. Неужели я провалила испытания и больше ей не нужна?

Мне казалось, я по-настоящему заинтересовала доктора Шилдс, ведь она даже прислала мне сообщение в День благодарения. Но, возможно, сегодня она поняла, что ошиблась во мне.

Я достаю телефон и большим пальцем начинаю набирать сообщение: «Привет!»

Я мгновенно стираю слово: слишком фамильярно.

«Уважаемая доктор Шилдс…».

А это слишком официально.

И я останавливаюсь на нейтральном варианте: «Доктор Шилдс».

Нельзя, чтобы в моем послании читалось отчаяние, оно должно быть деловым.

«Простите, что забыла вернуть вам палантин. Принесу в следующий раз. И не беспокойтесь насчет оплаты за сегодняшний день – вы и без того очень щедры».

Поколебавшись, я добавляю: «Сейчас вспомнила, что мы не договорились о следующей встрече. У меня гибкий график. Просто дайте знать, когда я вам понадоблюсь. Спасибо, Джесс».

Не дожидаясь, пока меня одолеют сомнения, я отсылаю сообщение и смотрю на телефон в надежде получить мгновенный ответ.

Ответа нет.

Ничего удивительного. В конце концов, это я работаю на нее. Вероятно, она уже едет к своему мужу, чтобы вручить ему подарок.

Может быть, доктор Шилдс ждала от меня более достойной реакции на статуэтку. А моей фантазии хватило только на возглас: «Вот это да!». Мне следовало придумать более умный комментарий.

Глядя на телефон в ожидании ответа от доктора Шилдс, я не сразу заметила значок на экране, сообщавший о том, что на мой номер поступило новое голосовое сообщение. Наверно, доктор Шилдс звонила, когда я была недоступна.

Я хочу прослушать сообщение, но поезд уходит глубже под землю, и связь опять пропадает. Я стискиваю в ладони телефон и, доехав до своей остановки, бегом несусь через турникет и вверх по лестнице. Чемоданчик раскачивается в руке, ударяясь о колено. Мне больно, но я не замедляю бег.

Я вылетаю на улицу и, остановившись на тротуаре, снова даю команду «прослушать сообщение».

Слух неприятно режет звонкий молодой голос, совсем не такой, как у доктора Шилдс, которая каждое слово произносит внятно и отчетливо, с безупречными интонациями.

– Привет, это я, Эми. Я вспомнила кое-что в самолете. Собиралась раньше позвонить, но замоталась. В общем, одна из подружек сказала мне, что доктор Шилдс недавно взяла отпуск. Причина мне неизвестна. Может, у нее грипп или еще что. Надеюсь, я вам помогла. Пока!

Я медленно отвожу телефон от уха и смотрю на него. Затем повторно прослушиваю сообщение.

6 декабря, четверг

Адюльтер – типичное явление, которое распространено среди всех социально-экономических групп населения и не зависит от расовой или гендерной принадлежности. И это подтверждают множество примеров, с которыми сталкиваются психологи по всей стране. В конце концов, измена – одна из главных причин, побуждающих супругов прибегать к совету профессионалов.

Зачастую, когда отношения дают трещину и тех, кого предали, раздирают боль и гнев, первыми на помощь приходят психотерапевты. Прощение не всегда возможно, забвение – нереально. Однако измена не обязательно приводит к разводу. Практикующие психологи понимают: чтобы восстановить доверие, нужно проделать большую работу. Это и сложные выяснения отношений, и взаимная откровенность, и переоценка приоритетов, осознание, что брак необходимо ставить во главу угла. В действительности через предательство можно переступить. Только на это требуются время и стойкое желание обеих сторон.

Всегда хочется думать, что верный путь для пациента очевиден, психотерапевт не вправе его предлагать.

Легко судить других. Куда труднее самому делать выбор.

* * *

Представьте, что семь лет назад вы вышли замуж за человека, который наполнил вашу жизнь красками и смехом; который перевернул ваше существование самым восхитительным образом.

Представьте, что каждое утро вы просыпались в объятиях человека, который для вас был надежной опорой. От слов любви, что он нашептывал, вы испытывали избыток таких чувств, о которых даже не подозревали.

Потом представьте, что в вас начали закрадываться сомнения.

На первых порах супружества на свои вопросы относительно его приглушенных бесед по телефону поздно вечером и внезапной отмены планов вы получали вполне разумные объяснения: пациентам дозволялось звонить на его телефон экстренного вызова в любое время дня и ночи. А некоторым пациентам, переживавшим кризис, требовалась срочная помощь.

Доверие – одна из главных составляющих отношений между двумя людьми, которые связали себя взаимными обязательствами.

Но любовное послание, что три месяца назад поступило на мой телефон, – «Жду не дождусь сегодняшнего вечера, красотка», – имело только одно толкование.

Томас предупредил, что вечером будет играть с приятелями в покер и домой придет поздно.

Сообразив, что он направил сообщение не на тот номер, Томас тотчас же сознался в своем грехе. Повинился, выразил сожаление.

В тот же вечер ему было предложено покинуть наш дом. Неделю он жил в отеле, потом снял квартиру рядом со своим врачебным кабинетом.

Но вычеркнуть его из сердца… сделать это оказалось куда труднее.

Через несколько недель после ухода Томаса контакт возобновился.

Такого больше не повторится, клялся Томас. Это был единичный случай. Инициатива принадлежала ей, заявил он.

На задаваемые ему вопросы Томас отвечал подробно. Спокойно рассказал о своих тайных отношениях, хотя виноватым свойственно преуменьшать степень своей вины. Сообщил ее личные данные: имя, возраст, внешность, профессия, семейное положение.

Казалось, Томас искренне желает восстановить наши отношения. В случае с любым другим мужчиной об этом не могло бы быть и речи. Но Томас не такой, как другие.

Мы обратились за консультацией к психологу. Нам пришлось объясняться – сложный процесс. В конце концов мы снова стали встречаться вечерами. Начали заново строить свои отношения.

Оставалась одна проблема. В некоторых аспектах его истории таилось некое противоречие.

Неуверенность – мучительное состояние, в котором трудно существовать.

Мне не дает покоя один этический вопрос, который я ни разу не затрагивала в своем эксперименте: Можно ли нагло лгать в лицо человеку, которого любишь, и при этом не испытывать угрызений совести?

А вскоре меня посетила мысль, грозившая разрушить тот хрупкий мир, что мы усердно пытались восстановить. Что если та женщина была просто искрой?

Что если Томас – огонь?