Вот самый простой пример. Всех нас с детства приучали к порядку. Но если у наших собственных родителей был на этом бзик, то и дети будут слегка на нём помешаны. Придите на любую детскую площадку — и вы обязательно встретите маму, которая твердит малышу: «Грязно, не трогай, не упади, испачкаешься…» У такой мамы скорее всего и дома идеальный порядок. Она бесконечно что-то очищает и оттирает, тратя на это массу сил. Кому это надо? Ребёнку — точно нет. Спросите саму маму, и она, что-то пробормотав про микробы и культуру, даже самой себе не сможет вразумительно объяснить, зачем надо переодевать малыша по сто раз в день и почему ей так нужен парадный ребёнок. Что это? Работает программа.

И чувство вины, и попытки перенести свой жизненный опыт на ребёнка, и погоня за идеалом — всё это результаты зомбирования, вбитых в наше подсознание старых программ.

Мы не хотим сказать, что ребёнок должен быть вечно чумазым, но если вас трясёт от вида грязных ладоней и вы готовы полночи перестирывать его рубашку—то спросите себя: зачем?

Каждый раз, когда мы с сыном возвращались из детского сада, на нашем пути возникало непреодолимое препятствие в виде магазина детских игрушек. Здесь замедлялись шаги, а потом произносилась одна и та же фраза: «Мам, я только посмотрю, ладно?» Я кивала головой, и мой малыш, тихо вздыхая, приступал к созерцанию выставленных в витрине монстров. Не знаю, как ему это удавалось, но, хотя он не умолял, не ныл и не требовал, мы почему-то обязательно заходили в магазин и я обязательно покупала ему очередное пластмассовое безобразие. Покупала, хотя и чувствовала, что опять делаю что-то не то. Во-первых, это абсолютно непедагогично — покупать по монстру каждый вечер, а во-вторых, бесполезно, потому что через час-полтора мой мальчик (я точно знала) разберёт эту штуковину на запчасти и забросит куда подальше. Так дело и шло.

Он вздыхал, я покупала, я покупала, он ломал. Но однажды, когда во время генеральной уборки все тушки этих самых монстров были выужены мною на свет божий и сложены в кучку, а куча оказалась ой-ой какой внушительной, меня вдруг осенило: а мой ненаглядный сынок — талантливый манипулятор. А я, соответственно, полная растяпа, которая идёт у него на поводу. «Всё! — сказала я сама себе, — никаких киосков, утыканных монстрами». Я была полна решимости, честное слово. И… через пару недель с удивлением обнаружила, что ничего, в сущности, не изменилось. Монстров мы, правда, больше не покупали, но… но дом заполонили детские комиксы и киндерсюрпризы. В общем, как в математике: от перемены мест слагаемых сумма не меняется. А сумма (в смысле: йена) меня волновала. И не столько денежная, сколько моральная. За что я плачу? А платила я за то же, за что расплачиваются многие поколения сознательных родителей. За спокойную совесть.

Покупки — это следствие. Причина была в другом. В группе сменилась воспитательница, и сын разом разлюбил детский сад. Каждое утро он просил оставить его дома — это раз. А я всё равно вела (а куда, собственно, мне было деваться?) — это два. Раскаивалась и «исправлялась» — очищала свою совесть вот этой самой очередной безделушкой — это три. Устный счёт всё расставил по местам.

Теперь я знала, почему делаю то, за что сама же себя и осуждаю. Из-за чувства вины, которое удобно расположилось где-то внутри меня и ныло, ныло, ныло… Оставалось принять какие-то меры. Я пошла в детский сад, поговорила с воспитательницей, она мягче и внимательней стала относиться к мальчику, и проблемы закончились. И — просто чудо! — ушла проблема — ушло чувство вины! Игрушки, конечно, покупать мы продолжали, но теперь я могла спокойно сказать ребёнку «нет», когда это было необходимо.

Не позволяйте себе быть виноватыми!

Давайте посмотрим, что происходит, когда мы погружаемся в чувство вины:

1. Попадаем в зависимость от своих деток. И тогда:

а) усиленно опекаем их, задабриваем, заискиваем, задариваем, становимся снисходительными там, где надо проявить твёрдость и характер, в общем, попустительствуем;

б) или, наоборот, становимся слишком строгими, грубыми, нетерпеливыми, авторитарными родителями.

2. Осуждаем себя и попусту теряем энергию, силы и время: силы уходят не на то, чтобы исправить, а на то, чтобы покаяться.

И тогда: дети манипулируют нами.

3. Ищем виноватых.

И тогда: перекладываем ответственность на чужие плечи.

4. Формируем у собственного ребёнка стойкое чувство вины («если бы ты…»).

И тогда: падает его самооценка, ребёнок теряет уверенность, он низко себя ценит, а мы, выходит, готовим его к неудачам и повторению собственных ошибок.

5. Теряем ориентиры.

И тогда: дети перестают верить в нашу безусловную любовь.

Вина — это как плотина на пути любви. Она не даёт любви течь свободно и открыто. Она заставляет нас суетиться, стыдиться, требовать, надрываться, проверять — и всё равно ощущать себя неполноценными родителями неполноценных детей.

Как-то после родительского собрания ко мне подошёл один папа с жалобами на своего сына-подростка: какой он грубый, непутёвый, ленивый, с матерью ещё говорит нормально, а меня (отца родного) совершенно не желает признавать. Разговор у нас получился долгий, и вот что выяснилось. Когда-то папа мечтал вырастить из сына спортсмена и приложил, по его словам, немало усилий. Регулярно он сдавал ребёнка в спортивные секции. Именно «сдавал», так как сам сын туда не рвался. Футбол, баскетбол, тяжёлая атлетика, лёгкая, бокс — попробовали всё, но мальчик не приживался нигде. Как знать, может, он просто уродился неспортивным, а может, не увидел в этом смысла. Сначала папа переживал, сердился, но ничего не мог сделать. Поначалу винил себя за то, что у самого нет времени заняться сыном. Но постепенно акценты как-то сместились. Неспортивный сын стал для отца раздражающим фактором, напоминанием о собственной вине. И такие чувства, как злость (на себя) и недовольство (собою), отец перенёс на ребёнка. Он стал обвинять сына в том, в чём поначалу считал виноватым себя. И постепенно слово «спорт» в этом доме превратилось в синоним слова «бездельник» и «лоботряс», а отношения разладились окончательно.

Отца ослепило чувство вины. Он не видел, что ещё может сделать, потому что все его эмоции ушли на обвинение, а не на поиски выхода.

Мог бы этот папа приобщить сына к спорту и сохранить хорошие отношения с ним? Думается, что да. Во-первых, он мог бы честно признаться себе: да, я чувствую, что виноват, потому что не занимаюсь сыном.

Во-вторых:

а) делать то, что возможно (что мальчику по силам). Зимой покататься на лыжах, летом плавать вместе, погонять мяч, пока жарятся шашлыки, полазить по деревьям, побегать по траве, а дома кувыркаться на турнике и на ковре побороться… Заменить натаскивание весёлой игрой и просто общаться при этом. Это так здорово! Может быть, мальчик не стал бы спортсменом, но друзьями они бы стали — это точно.