Она на секунду отвела взгляд.

– Мне было так стыдно за то, что наша семья с вами сделала, и я не хотела, чтобы он причинил вам еще больше неприятностей. Но тут вошел ты…

– И пошло-поехало, – невесело закончил он. Энджел никогда не видела его таким угрюмым. Он покачал головой, и глаза его потемнели. – Энджел, я…

Она быстро заговорила:

– Лео, я прекрасно знаю, как это выглядело. На твоем месте я бы тоже не поверила. Поэтому я даже не пыталась защищаться. Понимала, что это бессмысленно.

– Нет. – Лицо Лео застыло. – Твой отец должен был ударить тебя, прежде чем я увидел правду.

Энджел покачала головой:

– Лео, пожалуйста, не надо. Я сама во всем виновата.

Злость на ее отца, на себя охватила Лео.

– Но не до такой же степени, Энджел. Если бы я хоть на секунду мог представить, что твой отец способен на это… – Он дотронулся до щеки Энджел. – Ты, должно быть, измотана.

Энджел кивнул:

– Немного. – Но как только она подумала о том, чтобы пойти спать, воспоминания разом навалились на нее. – Но я не хочу ложиться…

Ее голос прозвучал резко, и Лео поморщился:

– Энджел, ты должна знать, что я не жду…

Она накрыла его ладонь своей, крайне тронутая.

– Нет, я не это имела в виду. Я просто пока еще не хочу спать. Не хочу думать о… о том, что случилось.

Лео кивнул. Через несколько минут Энджел уже лежала на удобном диване перед телевизором, укрытая пледом, а Лео пошел принести чего-нибудь поесть. Потом он вернулся и стал суетиться над Энджел, как наседка, заставив поесть супа, потому что ей было бы слишком больно что-то жевать.

Казалось, будто тончайшая серебряная цепочка протянулась сейчас между ними, связывая их, и Энджел с жадностью ухватилась за нее.

Лео включил телевизор, больше не задавая вопросов, и вместе с ней смотрел всякую чепуху, чувствуя потребность Энджел на что-то отвлечься. А Энджел позволила себе с головой уйти в перипетии глупой комедии, наслаждаясь ощущением обнимающей ее руки Лео.

В конце концов Лео почувствовал, как отяжелело тело Энджел. Он взглянул на блестящие волосы, на голову, лежащую у него на груди. Руку, так доверчиво держащую его ладонь. Так много вопросов бурлило внутри него, так много обвинений, и под всем этим – неукротимый гнев. Перед глазами все еще стоял багровый синяк, и хотелось пойти найти Тито Кассианидиса и набить ему морду. Пришлось заставить себя успокоиться.

Но, словно в сговоре с его прежними мыслями, коварный внутренний голос насмехался над ним. А вдруг все это инсценировка? Что, если это часть плана, уловка, чтобы пробудить его сочувствие, доверие к Энджел?

От этой мысли Лео сделалось плохо. Этого не может быть. Не может. Она же была девственницей, бога ради. Он ее единственный любовник, и от этой мысли его всякий раз охватывало глубокое мужское удовлетворение.

Слишком многое встало на место, когда Энджел все объяснила. Лео был сам себе противен. Неужели то, что ему довелось видеть в детстве, сделало его настолько циничным?

Ответа на этот вопрос у Лео не было. Он выключил телевизор и, не потревожив Энджел, встал с дивана и взял ее на руки. Отнес на свою кровать и, уложив, разделся сам и лег рядом, притянув ее поближе к себе.

Энджел проснулась, когда слабый свет уже слегка рассеял темноту ночи. Она отметила, что лежит в кровати Лео в одном нижнем белье. Ее бросило в жар. Должно быть, он снял с нее брюки, когда она уснула.

Она лежала на боку, а Лео, совершенно голый, прижимался к ней сзади, рука у нее на талии, ладонь возле самой груди. Несмотря ни на что, кровь запела у нее в жилах, а тело зазвенело от желания. Но у нее было предчувствие, что Лео, проснувшись, не захочет обнаружить женщину в своей постели, и она пошевелилась, намереваясь встать. И услышала низкое ворчание:

– Лежи.

Она затихла, но не могла притворяться, что снова уснула, когда чувствовала, как твердеет тело Лео, вызывая желание провоцирующе прижаться к нему попкой. Дыхание ее сделалось частым и поверхностным. Она приподняла голову и резко втянула воздух, когда острая боль пронзила скулу, слишком явственно напомнив о вчерашних событиях.

Лео тут же зашевелился и приподнялся над Энджел. Осторожно и нежно повернул ее лицо, чтобы посмотреть. Его глаза и тихое ругательство сказали ей, насколько все ужасно. Опухоль казалась размером с футбольный мяч.

Она поморщилась:

– Очень плохо, да?

Лео криво улыбнулся:

– Твоя скула роскошного сине-фиолетового цвета и размером примерно с мой кулак. – Потом он посерьезнел. – Сегодня мы поедем в больницу, Энджел, что бы ты там ни говорила.

Энджел понимала, что спорить бесполезно. Она лежала, смотрела на Лео и чувствовала, как грудь распирает от эмоций. Когда непроницаемая стена недоверия между ними исчезла, она осознала, что любит его. Любит по-настоящему.

Не задумываясь, она протянула руку и провела пальцем вдоль шрама над губой.

– Откуда он у тебя?

Лео поймал ее палец и поцеловал.

– Хотел бы я сказать, что получил шрам, защищая девочку от хулиганов.

– А это не так?

Он притворно печально покачал головой:

– Нет, я заработал этот шрам, когда мне было три года и я упал со своего велика.

Сердце Энджел екнуло, и она почувствовала себя еще чуть больше влюбленной. Она бы улыбнулась, если не было так больно, но Лео обнял ее и сказал:

– Давай поспи еще, Энджел, тебе это необходимо.

Энджел почувствовала, как волны усталости снова накатывают на нее, и сонно пробормотала:

– Хорошо, но разбуди меня, и я быстренько уйду к себе…

Энджел не видела, как спазм боли пересек лицо Лео. Он еще долго лежал без сна, уставившись в потолок.

Две недели спустя Энджел смотрела на законченный комплект украшений для Ари и Люси. Она пробно подвигала челюстью и осторожно дотронулась до нее. Опухоль сошла полностью, и все, что осталось, – это чуть желтоватый синяк, который легко можно было скрыть тональным кремом.

На следующий день после того, как это случилось, Лео отвез ее в частную клинику, и они исключили перелом. Это был просто очень сильный ушиб. С той ночи Лео был невероятно внимателен, отменил все выходы в свет, чтобы оставаться дома с Энджел, несмотря на ее возражения. Теперь они каждый вечер ужинали дома, а однажды Лео удивил ее, отпустив Калисту и приготовив восхитительно вкусный домашний обед. Он не делал абсолютно ничего, чтобы помочь ей перестать влюбляться в него все больше и больше.

Лео явно чувствовал себя виноватым в том, что неправильно судил о ней. Он настоял, чтобы Энджел спала с ним каждую ночь, но не прикасался к ней.