поступками своими приобресть благоволение принцессы столько, что она, по вступлении своем в регентство, не токмо венскому двору обозначила, что назначение упомянутого маркиза в качестве министра при российском дворе не токмо особенно будет для нее приятно, но также приказала мне к нему отписать и уговорить его лично об оном месте домогаться; как первое так и другое имели такой успех, что в феврале месяце приехал в Санкт-Петербург.

Вскоре после его приезда получил отец мой письмо от королевы венгерской, в котором сия монархиня не токмо всемилостивейше удостоверила его в своем высоком благоволении, но также пожаловала ему господство Виртембергское в вечное и потомственное владение.

* * *

Между тем, граф Остерман, который за болезненными припадками своими не выезжал больше из дому, снискал таковую доверенность от принца Брауншвейгского, что сей ни единого дня не упускал, чтобы его не посетить. Пользуясь сим обстоятельством, граф Остерман купно со своею партиею, почли за нужное, не теряя времени, настроить многих клеветников, которые все разными наговорами и происками преклонили кроткую и великодушную принцессу, что она отца моего от службы уволить согласилась.

И так седьмого числа марта (1741 года) в бывшем совете определено отца моего от службы уволить. Но как никто не имел бодрости об оном его известить, то принцесса за благо рассудила на меня и обер-маршала графа Левенвольде сие препоручение возложить с приказанием объявить отцу моему, что сколь ни совершенно уверена она в искренности и усердии его к интересу императора, однако же находит себя принужденною, для предупреждения опасных следствий от дальнейшего несогласия в министерстве, даровать ему то, о чем он сам ее просьбою своею утруждал, уверяя, что она никогда не забудет верных и важных оказанных им заслуг и не преминет при настоящем случае вещественных изъявить признаков непрестанного почитания и благоволения своего.

Отец мой, приняв сию весть с обыкновенною твердостию духа своего, приказал нам обратно принцессе донести, что если увольнение его от службы могло доставить ей малейшую благоугодность, то он с удовольствием, исполняя ее повеления, от всех должностей своих отрекается, а за присовокупленное милостивое уверение свидетельствует всепреданнейшую свою признательность, ожидая нетерпеливо того часа, в который ее высочеству угодно будет ему дозволить изустно изъявить оную.

По получении следующего дня на сие дозволения принцесса определила ему по пятнадцать тысяч рублей годовой пенсии с тем, что он имеет ее получать, где бы ни рассудил жительство свое утвердить.

Сия с отцом моим воспоследовавшая перемена лично для моей персоны не токмо не была вредна, но паче произвела сильнейшие уверения в милости со стороны принцессы.

Маркиз де Ботта, будучи мой всегдашний друг, посетил меня спустя несколько дней после увольнения отца моего от службы. Вопросив, доволен ли он графом Остерманом, не мог он нахвалиться добрыми его расположениями. Как он окончал свою речь, то сказал я, что не могу удержаться, дабы не открыть ему моих мыслей, сколь ни странны они покажутся, а именно: что, по мнению моему, венский двор скорее достиг бы цели желаний своих, если б отец мой при министерстве остался, нежели теперь, когда воля графа Остермана всему решение подавала; что отец мой внутренно никогда не отдален был австрийскому дому способствовать, но что касается до графа Остермана, он издревле был друг прусского двора, а венскому никогда не благоприятствовал; что теперешняя его преклонность другого повода не имела, как чтобы раздражить принцессу на возражения отца моего; но что вскоре сей Протей уметь будет вид свой столь разнообразно переменять, что маркизу де Ботта должно быть сверхъестественному человеку, если бы восхотел настоящие мысли его изведать.

В июне месяце сего года прежде бывший регент и герцог Курляндский, содержавшийся доселе в Шлиссельбургской крепости, отправлен, обще с своею супругою, двумя сыновьями и дочерью, в Сибирь, в заточение. А что отец мой в обнародованном при сем случае манифесте, в силу которого как герцог, так и два брата его и зять, генерал Бисмарк, обвинены в оскорблении величества, не принимал никакого участия, об оном по времени, в которое он публикован, легко заключать можно.

Поступки и деяния отца моего произвели в прусском короле толикое к нему уважение, что он не токмо собственноручным писанием уверял его в своем высоком благоволении и признательности весьма лестными выражениями, но также в таковых расположениях своих существенное удостоверение предъявил на деле, ибо он по завоевании Силезских земель, по собственному побуждению, освободил Вартенбергское владение от всех налогов и военных контрибуций.

В то же почти время вручил мне барон Мардефельд при королевской жалованной грамоте на вотчину Биген и вексель в две тысячи талеров курантных, яко принадлежащий мне доход за первую половину года с упомянутой вотчины.

Приложение

Христофор Манштейн

Из «Записок о России»

Христофор Манштейн (1711–1757), полковник русской службы, сражавшийся под началом Миниха и арестовавший герцога Бирона, позже – один из вождей войска Фридриха Великого, павший на поле битвы.

В своих записках Манштейн описал царствования Екатерины I, Петра II, Анны Иоанновны, регентство Бирона, правление Анны Леопольдовны и начало царствования Елизаветы Петровны.

Царствование Петра II. Меншиков и Долгорукие

16-го мая 1727 г. скончалась Екатерина (возведенная на престол пристрастием к ней Петра I), и преемником ее был Петр II, законный наследник этой обширной империи. Этот государь родился в 1715 году, от брака царевича с принцессою Вольфенбютельскою, и в момент вступления на престол ему было только 11 лет с половиною.

Ввиду этого обстоятельства, вторым пунктом своего завещания Екатерина учредила над молодым государем, до достижения им 16-летнего возраста, опеку регентства, которое составляли: царевны, ее дочери, Анна и Елизавета Петровны, герцог Голштейнский, муж Анны, принц Голштейнский, епископ любский и жених Елизаветин, и верховный совет, состоявший тогда из шести членов, а именно: из князя Меншикова, генерал-адмирала Апраксина, государственного канцлера графа Головкина, вице-канцлера графа Остермана, действительных тайных советников князей Дмитрия Михайловича Голицына и Василия Лукича Долгорукого.

Это регентство только однажды собралось в полном составе, а именно в день кончины императрицы Екатерины: занятия его ограничились утверждением духовного завещания, которое через два же часа потом было нарушено. По завещанию требовалось положительно, чтобы все дела решались не иначе, как большинством голосов, но это не нравилось князю Меншикову; он хотел всем управлять один, распоряжаться по своему усмотрению, предоставляя другим только честь повиноваться его приказаниям. Ему не трудно было успеть в этом намерении, так как никто не смел ему противоречить, не подвергаясь гибели.

Тотчас же после кончины Петра I, Меншиков захватил власть в свои руки, и, чтобы удержать ее за собою, он склонил императрицу Екатерину к принятию одной из дочерей его в супруги малолетнему императору. В ее завещании есть об этом статья. В самый день кончины императрицы, Меншиков перевел государя на жительство в свой дворец, для того чтобы никто не имел доступа к Его Величеству без его, Меншикова, позволения.

6-го июня состоялось обручение молодого императора с дочерью князя Меншикова. Отец невесты воображал себя наверху блаженства. Только еще один план оставалось ему выполнить, после чего он мог считать себя вне всякой опасности, а именно: он хотел женить своего сына на великой княжне Наталии, сестре императора. Таким образом он надеялся передать русский престол своему потомству. План был ловко обдуман, однако не удался.

Между тем Меншиков пожаловал себя в генералиссимусы сухопутных и морских сил. Одни только герцог и герцогиня Голштейнские возбуждали его подозрения; он опасался, как бы не образовалась в пользу герцогини партия, которая могла разрушить его великие, обширные замыслы. Полагая, что, напротив, если они принуждены будут уступить ему поле битвы, то уже никто не осмелится бороться с ним, Меншиков вдруг перестал их щадить. Делая им всяческие затруднения, он заставил их, наконец, выехать из России. Но отъезд их не уменьшил числа его врагов; вся нация уже успела возненавидеть его.

Светлейший князь Александр Данилович Меньшиков.

Художник Г.А.