имя. По имени установили адрес Бендери, проехались туда, выяснили, что жилец пропал как раз перед мартовскими праздниками; более того, работники жилконторы опознали по фотографии и одежду на трупе, и голову самого Бендери.

— А что, голову нашли? — уточнила я, и сотрудник областного морга подтвердил. Он вообще, по его словам, хорошо запомнил этот труп, потому что поначалу они не давали причину смерти без исследования головы, а на теле помимо следов отделения головы повреждений не было. Тогда старательный следователь съездил в лес на дополнительный осмотр и в кустах за канавой нашел голову.

Я мысленно благословила областного следователя. Молодец, второй раз прочесать весенний лес, в котором по колено воды и грязи, — уважаю его за это. И не поленился смотаться в город, туда, где жил покойный, допросил работников жилконторы; да, это следователь.

Вот же я балда, спохватилась я, ведь когда мы с Лешкой Горчаковым приходили в жилконтору, Анна Ивановна скрупулезно записала наши данные к себе в блокнотик. Наверняка у нее записаны и данные нашего коллеги, достаточно было просто спросить ее об этом.

— А кто хоронил Бендерю? И где его похоронили? — это я спросила уже на всякий случай, записав координаты следователя и чувствуя настоятельную потребность с ним пообщаться. Насколько смог просветить меня начальник танатологического отдела областного бюро судебно-медицинской экспертизы, следствие так и не ответило на вопрос о том, какого рожна понадобилось Бендере в лесу и кто же все-таки отпилил ему головушку.

Начальник отдела зашуршал бумагами, ища сведения о лицах, получивших свидетельство о смерти Бендери и осуществлявших захоронение трупа. Я терпеливо ждала.

— Чертовщина какая-то получается, — наконец пробормотал он в трубку и зашуршал с новой силой.

— Что такое? — не выдержала я. — На самом деле это не так принципиально, следователь приезжал в паспортный стол по месту жительства Бендери и упоминал, что похороны за госсчет…

Начальник отдела как-то озадаченно замолчал, потом, пошуршав еще немного листами канцелярской книги, предложил мне заехать к ним в морг и посмотреть самой. Я, не понимая, что там у них происходит, заверила, что буду через полчаса, и, поцеловав на прощание Щеглова, помчалась в областной морг.

Там уже были накрепко заперты толстые металлические двери, и мне пришлось изрядно поколотиться в них, прежде чем из морга выглянул недовольный сторож и, внимательно изучив мое удостоверение, допустил меня внутрь помещения. По узким коридорам я протиснулась вслед за ним к кабинету начальника, который оказался приятным мужчиной средних лет. Начальник, как водится, предложил мне кофе и, не дожидаясь моего согласия, насыпал в гигантскую кружку три столовые ложки растворимого кофейного порошка, доверху налил кипятку и сразу после этого ткнул меня носом в журнал.

Там черным по белому было написано, что труп Бендери Степана Ильича забрал из морга для захоронения не кто иной, как Бендеря Степан Ильич собственной персоной; и даже номера паспортов совпадали.

— Это какое-то недоразумение, — повторял расстроенный эксперт, снова и снова вчитываясь в пресловутую фамилию. — Наверное, в канцелярии нечаянно вписали не в ту графу данные паспорта покойника…

— Наверное, — согласилась я, поскольку никакого другого объяснения с точки зрения реальной жизни не находилось. Если только забыть, что мы имеем дело с вампирами, которых не всегда убивает даже отделение головы от тела…

Но об этом я сотруднику экспертного бюро говорить не стала, он и так был выбит из колеи. Чтобы успокоиться, он сходил за копией акта вскрытия трупа и принес машинописные странички с наклеенными на них фотографиями — обезглавленного трупа и отдельно обнаруженной головы. Особенно хорошо смотрелась голова, уже вымытая в морге и подготовленная к исследованию; она была заснята лежащей на прозекторском столе и выглядела на качественном снимке как живая. Волосы на ней были причесаны, глаза открыты, и я долго не могла отвести от нее взгляда: сомнений не было — на меня смотрел старый знакомый, «санитар» из городского морга. Умерший за восемь месяцев до нашего знакомства.

* * *

Как только я вернулась в машину, водитель осмелился открыть рот и намекнуть, что его рабочий день давно закончился. Я про себя поразилась его долготерпению: обычно водители предупреждают об окончании рабочего дня и о начале обеденного перерыва как минимум за полчаса до времени «икс». А до прокуратуры нам предстояло добираться еще около часа по вечерним пробкам.

Всю обратную дорогу я ломала голову по поводу того, как сложить воедино все эти загадочные обстоятельства, а самое главное — как пристегнуть к случившемуся отрезанную голову «санитара». Конечно, бывали случаи ошибочной констатации смерти; но не в морге после вскрытия и не в отношении тел с напрочь отрезанной головой. У меня даже появилась дикая мысль произвести эксгумацию Бендери: а вдруг там в гробу вовсе и не обнаружится тела, которое гуляет само по себе и пьет кровь у доверчивых обывателей, встретившихся на пути?

Доставив меня в прокуратуру, водитель хоть и не осыпал меня проклятиями из-за глобальной переработки, случившейся по моей вине, но и не бросился помогать мне тащить коробки с изъятым хламом. Я собственноручно вытащила их из машины на мокрый от снега асфальт и попыталась докричаться до Горчакова, свет в окне которого еще горел. Орала я как резаная, опасаясь, что коробки промокнут и развалятся, не услышать меня мог только глухой и дебильный, на крики повысовывались граждане из соседних домов, и несколько человек пришли с остановки автобуса узнать, в чем дело; в общем, отреагировали все, кроме Горчакова.

Сколько бы я еще так стояла и вопила, неизвестно, если бы из прокуратуры не вышла помпрокурора Кочетова, направлявшаяся домой. Увидев меня, она ахнула и побежала наверх за Горчаковым.

Лешка спустился недовольный, мы обменялись взаимными любезностями, после чего, дружно взявшись за одну из коробок, потащили ее наверх, а Лариска Кочетова осталась сторожить другую.

Наконец обе коробки благополучно доехали до нашего отсека. Горчаков зловредно настаивал, чтобы мы втащили их в мой кабинет, но от влажных коробок запахло гнилью еще сильнее, и я наотрез отказалась поганить собственное рабочее место. В камеру вещдоков их уже было не поместить, поскольку хранительница ключей Зоя ушла.

— Ну тогда давай хоть посмотрим, что там, — предложил любопытный Лешка. — Может, сразу и выкинем.

Он притащил из своего кабинета рулон плотной бумаги, расстелил ее на полу коридора, недолго думая, отодрал скотч с одной из коробок и перевернул ее над подстилкой. Мы оба машинально перестали дышать носом и, затаив дыхание, смотрели на кучу свалявшейся мужской одежды. Потом Горчаков принес длинную указку и стал ворошить шмотье, проверяя, не