— Хорошо, — произнес Сташевский. — Тут возникла такая мысль: по каким-то причинам люди покинули корабль, а наблюдатели на Станции этого просто не заметили.

Левада отвернулся от виома, снова донеслись голоса совещающихся, но сидящим в танке была видна лишь спина члена земного правительства. Наконец он обернулся и нашел Сташевского глазами.

— Вы вольны поступать так, как требует обстановка, но в пределах разумного. Я сомневаюсь, чтобы опытные специалисты могли выйти без защитных средств, а любой аппарат наблюдатели заметили бы. Вашу машину, кстати, мы тоже видим. Так что, если связи долго не будет, помигайте прожектором, мы будем знать, что вы… э-э… что у вас все в порядке.

Виом мигнул, свернулся в белое облачко и угас.

— А теперь — спать! — коротко приказал Сташевский, выключил аппаратуру и устало поглядел на каждого. — Дежурить будем по очереди. Первым я, потом вы, Эвальд, потом Диего…

Танк отвели от корабля и от Города с таким расчетом, чтобы был виден и тот, и другой, включили максимальную защиту и впервые за двое суток пошли в отсек отдыха. Сташевский остался в кабине готовить материалы и аппаратуру к приему автоматического зонда. Впереди была целая ночь, и он не торопился.

Ночь прошла спокойно. Молчанов разбудил их поздним утром, около восьми часов, когда тусклая Тина давно вторглась в мутную атмосферу планеты на их широте. Выходит, время своего дежурства Грехов бессовестно проспал! Но и Диего хорош: не разбудил. Очень благородно с его стороны…

После завтрака Сташевский рассказал, как он ночью принял зонд по пеленгу и отправил материалы на Станцию. Паутины не мешали, хотя несколько любопытствующих экземпляров приближалось на опасное расстояние. И командир вдруг признался, что при появлении паутин он каждый раз словно слышит неразборчивую человеческую речь.

— Что бы это значило?

— И я слышу, — вырвалось у Грехова.

— Ничего особенного, — равнодушно произнес Молчанов. — Мы называем это «психологированным влиянием». Виновник его, несомненно, неизвестное излучение.

— Вот как? — сказал Сташевский с некоторым облегчением. — Действительно, ничего особенного…

— Я думал, вы знаете. Но вот то, что зонд вы встречали в одиночку…

— Ничего, — улыбнулся одними губами Святослав. — Я себя на этот случай обезопасил, взял с собой робота-охранителя.

— Зонд не сносило? — полюбопытствовал Диего Вирт.

— Сносило, но он запеленговал маяк танка и вышел по гиперболе почти над машиной. Паутины пытались в этот момент подойти ближе, я их отогнал.

Помолчали немного, заново привыкая к угрюмому пейзажу с торчащим из дымной подушки серым пальцем земного звездолета. Здесь все было по-прежнему. Стояла над кораблем лесенка из десятка паутин, еще около десятка их сплели вогнутую решетчатую стену между Городом и кораблем. Остальные висели или плавали без дела, словно наблюдатели. Впрочем, одна деталь чужой местности изменилась: увеличилось количество грибообразных черных наростов, цепочкой окружающих корабль. Явно не к добру.

— Ну, так, — щелкнул пальцами Сташевский. — Поедем вокруг Города. Не очень быстро, километров под сорок…

Грехов кивнул. На равнинной местности «Мастифф» мог бегать в пять-шесть раз быстрее, но надо было смотреть по сторонам, а их было всего четверо.

Молчанов сел справа от него и открыл футляр странного, паукообразного аппарата с еще более странным и длинным названием: координатор внезапно появляющейся информации искусственного происхождения. Представлял он собой чудо нейристорной техники из специального снаряжения коммуникаторов, и все, что Грехов знал о нем, так это то, что он выделяет из хаоса разнообразной информации искусственные сигналы.

«Сомнительно, что он нам поможет хоть чем-нибудь», — подумал он с усмешкой.

— Интересно, — пробормотал Диего, очевидно, более знакомый с аппаратурой, и примостился за спиной Молчанова.

Чтобы не отвлекаться, Грехов включил внешние акустические приемники, и звуки движения — рокот моторов, хруст гусениц, шорохи и шелест породы под ними — заполнили кабину. Сквозь эти звуки иногда доносились возгласы Диего и невнятное бормотание Молчанова. Сташевский же все внимание обратил на деятельность паутин возле Города.

До обеда они дважды объехали Город по разворачивающейся спирали, не обращая внимания на следующего за ними настырного любопытника. Грехова не покидало ощущение постороннего взгляда, и поэтому ему с трудом удавалось сохранять видимость хладнокровия.

Пообедали в хмуром молчании. Диего Вирт, по обыкновению очень скупо рассчитывающий свои движения, хмурился и поглядывал на часы. Подавленное настроение группы держалось до вечера. Уже перед самым закатом Грехов вдруг заметил далеко в стороне непонятный объект. Виден он был смутно, оптика помогала мало, пришлось немного свернуть на юг. И тут Грехов понял, что двигаются они как-то странно: держал он точно на объект, похожий издали на черное кольцо, а объект вдруг оказался чуть левее; Грехов повернул влево, но через несколько секунд кольцо снова сместилось влево, хотя он не касался управления. Он увеличил скорость, снова повернул влево — кольцо прямо на глазах ушло в сторону, и на этот раз гораздо быстрее. Создавалось впечатление, что каменный щит под танком поворачивается вокруг оси, и чем быстрее они едут, тем быстрее он поворачивается.

Грехов остановил танк. Поехали — цепь скал на краю открытого пространства тут же опять завертелась влево.

— В чем дело? — осведомился Сташевский.

Грехов продемонстрировал ему странное явление и попробовал с ходу миновать площадь, на которой они застряли. Но за несколько секунд танк оказался развернутым на сто восемьдесят градусов и мчался уже к центру площади. И снова… и снова… Чем ближе к краю, тем быстрее их сносило и разворачивало к центру пустыря. Наконец Грехов выдохся и остановил танк.

Молчание в кабине было красноречивым.

Они оказались внутри какого-то «заколдованного» кратера, стены которого на три четверти состояли из фиолетовых скал, а замыкались черной стеной Города и башней корабля.

— Попробуй еще раз, — нарушил молчание Сташевский.