— вот новое рождение; в этом человеке родился Бог, приняв плоть древнего семени, но без участия самого этого семени, дабы преобразить Ее новым семенем, то есть духовно, и искупить, очистив от древней нечистоты. Но это новое, как и во всех случаях, наделено древним обликом, ибо в силу особого замысла Господь родился человеком от Девы[125].

Рождество Христово. Фрагмент саркофага. IV в. Рим, Италия

И далее озвучивает учение о Христе как Новом Адаме и Марии как Новой Еве, известное нам по творениям Иринея Лионского:

Земля была еще девственна, еще не вспахивалась и не засевалась; из нее, как мы узнали, человек был сделан Богом душою живою (Быт. 2:7). И если говорится, что первый Адам из земли, то второму, или последнему Адаму, как сказал апостол (1 Кор. 15:45), поэтому тоже подобало родиться от Бога из земли, то есть из плоти, еще не раскрытой для рождения, в дух животворящий. И все же, — дабы до конца использовать пример имени Адамова, — почему апостол именует Христа Адамом, если человечество Его было не земного достоинства? Но и тут разум подтверждает, что Бог освободил из плена образ и подобие Свое, плененные дьяволом, совершив ответное действие. Ибо в Еву, до тех пор деву, вкралось слово, причиняющее смерть; равно в Деву должно было войти и Слово Божье, создающее жизнь, — дабы то, что через этот пол подверглось погибели, через тот же пол было направлено к спасению. Ева поверила змею; Мария поверила Гавриилу. Грех, который одна совершила, поверив, Другая, поверив, загладила. — «Но Ева тогда не зачала во чреве своем от слова дьявола». — Нет, зачала. Ибо с тех пор слово дьявола было для нее семенем, чтобы рождала отвергнутое и рождала в скорби (Быт. 3:16). Родила она даже дьявола-братоубийцу[126]. Напротив, Мария произвела на свет Того, Который некогда имел спасти телесного брата и губителя Своего, Израиль[127].

С другой стороны, в том же трактате Тертуллиан высказывает суждение о том, что после рождения Иисуса Мария потеряла девство:

Стало быть, мы признаем знамение противоречивое, зачатие и рождение Девой Марией, о котором эти «академики» говорят: «Она родила и не родила, Дева и не Дева»… Ибо, если Она родила от Своей плоти, то действительно родила; но поскольку не от семени мужа, то и не родила вовсе. Она Дева, ибо не знала мужа; но и не Дева, ибо родила. Однако дело все же обстоит не таким образом, что Она родила и не родила, и что Та Дева, Которая не Дева, — потому именно, что Она — Мать по лону Своему… Та родила, Которая родила. И если Дева зачала, то через рождение Свое сделалась брачной, именно, по закону отверстого тела. При сем не было никакого различия, совершилось это допущенною или выпущенною мужескою силой, — все равно, ложесна открыл один и тот же пол. А ложесна — те самые, ради которых записано о других: Все мужеское, отверзающее ложесна, будет зваться освященным для Господа (Исх. 13:2). Кто же поистине свят, как не Сын Божий? Кто в настоящем смысле отворил ложесна, как не Тот, Который разверз их, запертые? Впрочем, в браке они у всех разверзаются. И те ложесна разверсты были тем более, ибо крепче были заперты. И поэтому должно скорее называть Ее не Девой, чем Девой, ибо Она стала Матерью как бы вдруг, — прежде чем вступила в брак. И стоит ли еще говорить об этом, когда апостол на том же основании провозгласил, что Сын Божий произведен не от Девы, но от жены, признав брачное страдание разверстых ложесн Ее?[128]

Как мы видим, Тертуллиан здесь прямо не утверждает, что Мария после рождения Иисуса потеряла девство из-за вступления в брак с мужчиной: сам факт рождения от Нее Младенца толкуется как потеря девства.

В сочинении «О покрывале девственниц» Тертуллиан вообще ничего не говорит о «братьях Иисуса», но разбирает вопрос, в каком смысле Дева Мария была названа апостолом Павлом «женщиной» (Гал. 4:4: «Когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего Единородного, Который родился от жены»), и решает его в том смысле, что здесь указывается просто на принадлежность Марии как Девы (virgo) к общему полу женщин (universo mulierum generi), а не на то, что Она уже была женщиной, а не Девой, в момент рождения Христа или после этого[129].

В сочинении «О единобрачии» ничего не говорится о других детях Девы Марии. Тертуллиан говорит здесь лишь то, что «Христа родила Дева, Которой только один раз предстояло выйти замуж после рождения, чтобы и то, и другое имя святости[130] было удостоверено в случае Христа посредством Матери, которая была и Девой, и Женой одного мужа (per matrem et virginem et univiram)»[131].

Суммируя сказанное о мариологии Тертуллиана, можно сделать вывод, что он признавал рождение Иисуса от Девы, относительно же сохранения Ею девства после Его рождения высказывался двусмысленно. При этом однозначного утверждения, что Она вступила в брак с Иосифом и родила от него детей, мы у Тертуллиана не находим.

Ориген

Крупнейшим церковным писателем первой половины III века был Ориген. На протяжении многих лет он возглавлял огласительные училища сначала в Александрии, затем в Кесарии, снискав славу выдающегося педагога-катехизатора. Некоторые современные ученые называют Оригена основателем христианского богословия[132]. Он автор множества экзегетических, богословских, апологетических и аскетических сочинений.

В своих экзегетических трудах Ориген разрабатывал аллегорический метод толкования Священного Писания, унаследованный им от Филона Александрийского. Ориген считает, что Священное Писание содержит не только буквальный смысл, «но и некоторый другой, скрытый от большинства, ибо описанное здесь служит предначертанием некоторых таинств и образом божественных вещей». Духовный смысл Писания «известен не всем, а только тем, кому подается благодать Святого Духа в слове премудрости и знания»[133].

Аллегорический метод толкования Писания, широко распространенный в александрийской традиции, основывался на представлении о наличии двух уровней в Писании — буквального и духовного — и о необходимости за каждым словом Писания усматривать некий аллегорический, символический смысл. При помощи такого метода, который современному человеку может показаться бесполезным и бессмысленным[134], но который соответствовал культурной традиции образованных эллинов его времени, Ориген истолковал многие книги Священного Писания. В дальнейшей христианской традиции, в том числе литургической, аллегорический метод толкования Писания будет играть огромную роль.

Богословские формулировки сочинений Оригена, как правило, достаточно осторожны: в