litbaza книги онлайнСовременная прозаЗаплыв - Владимир Сорокин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 50
Перейти на страницу:

Пётр Иванович оглушающе захрустел бумагой:

— К сожалению, некоторые братья в силу недальновидного ума, а может быть — злого умысла стали непростительно забывчивы. И что бы они ни говорили в оправдание своих, мягко выражаясь, промахов — народ всё равно воздаст должное этим дальтоникам, не умеющим или не желающим уметь различать цвета в божественной радуге нашего наследия. Тот, кто первым пошёл на величайший в истории эксперимент, кто закладывал кирпичи Трудового Братства — разве смог бы он простить современных духовных слепцов? Да и мы — соотечественники этих гнилых меланхоликов и жалких душонок — разве имеем право равнодушно взирать на их мерзости? Как член партии и Заместитель Второго Секретаря Президиума Основного Блока, как Третий Заместитель Седьмого Рулевого Страны, я считаю дальнозоркое равнодушие, а тем более близорукий гуманизм в данном случае — тягчайшим преступлением против народа! ода! ода! ода!

Пётр Иванович выключил микрофон, убрал бумагу, вытянул из графина массивную, плотно притёртую пробку, налил полстакана воды. Ливень стоял за окном — мутный, шумный и малоподвижный. Пётр Иванович неторопливо отпил, поставил стакан и рассеянно посмотрел вниз — на испуганную, оцепеневшую Анну:

— Ты так и не поняла, кто автор картины?

Кухарка умоляюще подняла глаза.

Он подождал, пока её испуганное молчание утратило просьбу сострадания и стало простым молчанием провинившегося ученика, потом вдруг неловко схватил графин за горлышко, перегнулся через деревянное крыло и страшно, со всего размаха ударил Анну графином по голове. Брызги воды и стекла, белым веером полетевшие во все стороны, казалось, осветили и расширили комнату.

Анна удивлённо присела, вытаращив глаза, схватилась руками за мокрые виски, согнулась и стремительно бросилась вон из комнаты. Короткое горлышко полетело ей вслед, стукнулось о дверной косяк и, не разбившись, запрыгало по полу:

— Природа — вот кто автор! При! Ро! Да!

Пробежав сумрачный коридор, кухарка сбила стул, одиноко стоящий у вешалки, ударилась в застеклённую дверь, распахнула и вылетела на скользкие, кипящие водой ступени.

Ливень тотчас обрушился на неё, ослепил, вымочил, прилепил платье к её трясущимся бёдрам. На последней ступеньке левая туфля зацепилась за что-то, легко соскочила с ноги и, отлетев в сторону, исчезла в мокрой зелени. Проковыляв несколько шагов по асфальту, кухарка остановилась, всхлипывая, поджала ногу.

Дождь, до этого неподвижно стоящий над дачей, качнулся и медленно двинулся влево.

Анна всхлипнула, осторожно потрогала онемевший затылок и поднесла к лицу дрожащую руку. На жилистой ладони расплылась, затекая в извилины морщин, клякса разбавленной дождём крови. Лицо Анны сморщилось, губы её разошлись и задрожали. Она заплакала и принялась стирать кровь с руки.

Справа сквозь монотонный шум ливня пробился слабый кашель.

Кухарка оглянулась и, потеряв равновесие, коснулась ступней мокрого асфальта: на длинной голубой скамейке, с трудом втиснутой меж двух буйных розовых кустов, скорчилась фигурка Хромого.

Анна поковыляла к скамейке.

Мокрый старик сидел на краю, поджав ногу, оттопырив деревяшку. Пальцами он впился в сочащиеся водой локти, силясь сдержать их дрожь.

— Дед, что с тобой? — спросила Анна и, заметив окровавленный рот Хромого, чуть слышно охнула.

Старик поднял бледное мокрое лицо, показавшееся Анне страшно молодым, и хрипло кашлянул.

— Да что с тобой, милай? — Анна нагнулась и тронула его за плечо.

Хромой икнул и снова закашлял, окатив руки и лицо кухарки мелкими кровяными брызгами.

Центральное окно красивого, недавно пристроенного мезонина приоткрылось, в тёмную щель проскользнул листок бумаги, сбитый дождём, беспорядочно закувыркался вниз.

Старик перестал кашлять, испуганно проследил за листком.

Анна, повинуясь его взгляду, обернулась и похромала к мокнущей бумаге.

— Подымиии… — еле слышно проговорил Хромой.

Анна осторожно отлепила листок от асфальта и с трудом прочла успевшие расплыться строчки знакомого почерка:

«Вас не простивший,

теперь скроюсь в надежном приюте.

Он за благие дела выдан мне вечной страной.

Вот наконец и расцвёл розовый куст изобилья!

Счастлив воистину тот, кто поливал и рыхлил».

Размашистая подпись с косым хвостиком превратилась в замысловатую чёрную кляксу, неровно вклинившуюся в синий кругляшок печати.

Со стороны гаража послышался приглушённый ливнем звук трубы, тележка мелькнула меж деревьев, вырулила на дорогу и, развернувшись, подкатила к клумбе. Горнист в измятом, совершенно мокром кителе спрыгнул на землю, быстро подбежал к вопросительно смотрящему на Анну Хромому, подхватил его словно ребёнка и легко понёс к тележке. Носильщик покосился на кухарку, зло мотнул квадратной головой.

Анна всхлипнула и подошла, прихрамывая.

Горнист, бережно положив старика на спину, бросился к Анне, но задел головой за локоть стоящего на подножке носильщика. Чёрный мокрый парик съехал горнисту на затылок. Он раздраженно сорвал его и сунул за пазуху. Потом с остервенением вцепился сильными смуглыми пальцами в лицо, содрал его и, туго свернув, спрятал в карман.

Анна осторожно присела на краешек тележки, протянула листок лежащему навзничь Хромому. Старик принял его дрожащими пальцами, прочитал и положил на грудь, накрыв скрещенными руками.

Горнист вытащил из-за пояса трубу и затрубил «Он один только знает». Носильщик, вобрав голову в плечи, подождал, пока последние такты торжественно потонули в шуме ливня, хрустнул рычагом. Тележка плавно тронулась, зацепив лохматый, дышащий влагой куст, вырулила на дорогу и понеслась, набирая скорость.

Снова ожил гром — но уже сонный, бархатный, словно глухой грудной кашель, лениво повис над чёрным клином шоссе.

Анна устало смахнула с лица щекочущие струйки, нагнулась к Хромому, отодвинула с его ледяного лба вымокшую прядь волос.

Горнист оглянулся на кухарку, что-то пробормотал и заботливо поправил заткнутую за пояс трубу, отчего лежащее в его кармане лицо тонко резиново скрипнуло.

1978–1979 гг.

Падёж

Кто-то сильно и настойчиво потряс дверь. Тищенко сидел за столом и дописывал наряд на столярные работы, поэтому крикнул не поднимая головы:

— Входи!

Дверь снова потрясли — сильнее прежнего.

— Да входи, открыто! — громче крикнул Тищенко и подумал: «Наверно, Витька опять нажрался, вот и валяет дурака».

Дверь неслышно отворилась, две пары грязных сапог неспешно шагнули через порог и направились к столу.

«С Пашкой, наверно. Вместе и выжирали. А я наряд за него пиши».

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 50
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?