– Как сказал когда-то король Генрих Четвертый: «Париж стоит мессы». Но Анри Наварра был французом. А я – русский. Я всегда знал: учусь для того, чтоб вернуться домой. Что с того, что чиновники не хотели пускать меня в науку? Из-за них я не перестал любить свою страну. И хотел служить ей во благо.

– А они, папочка, опять тебя не пустили?

Отец притягивал ее к себе, гладил доброй ладонью пушистые волосы:

– Умница моя… Это им только кажется, что не пустили. Я делаю свое дело, и мои знания переходят к вам, моим ученикам.

Но девочка в общем-то была права. Когда Василий Лобанов вернулся из Франции в Москву, в министерствах науки и образования встретил лишь холодновато-вежливые кивки и улыбки: «Да, да, превосходно, диплом Сорбонны…» Но, как следовало дальше из этих разговоров, изыскательные лаборатории и научные общества университетов и институтов не нуждались в нем, человеке без имени, званий и титулов. «Вот если только на ниве народного образования…» А почему бы и нет – решил Василий Лобанов.

Но в столице даже этой работы для него не нашлось, ему предложили назначение учителем в реальное училище города Серпухова. И Лобанов поехал в Серпухов. Через два года он уже испытывал настоящее чувство благодарности тем чиновникам, которые «не пустили» его в науки, как он мечтал в молодые годы. Оказалось, что его призвание и его истинная любовь – учительство. Вскоре реальное училище стало престижным заведением – благодаря ему, талантливому и разностороннему преподавателю. И если в своем училище Василий Николаевич обучал ребят за скромную учительскую плату, то его частные уроки стоили дорого. Потому что в учениках у него ходили дети самых именитых и богатых горожан. Сын фабриканта-миллионщина Коншина, внуки графини Соллогуб… Графиня Мария Федоровна Соллогуб предложила молодому учителю войти в свой попечительский совет. Василий Николаевич согласился. К тридцати двум годам он был уже известный и уважаемый горожанин, имел небольшой, но красивый двухэтажный каменный дом в центре города, у Торговой площади и Гостиных дворов. Как раз в это время Лобанов женился.

Анечка Лукашова была дочерью земского врача, окончила курсы медицинских сестер и помогала отцу в его практике. Кроме того, ухаживала за больными в городской благотворительной больнице для неимущих. Ей было 27 лет, но выглядела она совсем молоденькой, годков на девятнадцать. Вот это сочетание юной чистоты и свежести и при этом уже взрослого разума, понимающего жизнь и умеющего ее анализировать, делали девушку особенно интересной. Кто в кого влюбился первым, так и осталось невыясненным. Когда Василий и Анна познакомились, то уже были наслышаны друг о друге.

Через несколько лет именно от жены Василий Николаевич впервые услыхал новость: совсем рядом с городом запущенную прежними владельцами усадьбу Мелихово купил Антон Павлович Чехов. Лобанов очень любил рассказы этого молодого, но уже хорошо известного писателя. «Унтер Пришибеев», «Враги», «Каштанка» – в этих рассказах была и его жизнь, и его судьба. А совсем недавно он прочел только опубликованные в этом году в журналах «Попрыгунью» и «Палату № 6» и как раз говорил жене: «У этого писателя – великий талант. Он еще поразит нас будущими шедеврами».

Вскоре в Серпуховской земской управе они с Антоном Павловичем познакомились и сразу понравились друг другу. Чехов был лет на пять моложе Лобанова, но это никак не сказывалось на их дружбе. Они были даже внешне похожи: высокие, густоволосые, с мягкими чертами и проницательными глазами. Обоих беспокоили вопросы народного образования, и вместе они добивались от властей открытия новых сельских школ.

В общем, жил Василий Лобанов в Серпухове интересно, любимая жена была во всем ему другом. А вот детей у них не было и, как предсказала медицинская наука, быть не могло. Да, вокруг Лобановых роилось много чужих детей, которых они учили, лечили, которых искренне любили. Но от этого желание иметь своего ребенка не становилось меньше. Не раз они думали и говорили о том, чтоб усыновить сироту. Однако что-то постоянно этому мешало. Когда Василию было сорок лет, а Анне тридцать пять, пришло сомнение: не поздновато ли браться за воспитание ребенка, хватит ли отпущенного жизнью времени, чтоб поставить его на ноги… Как раз именно тогда на парадной двери их дома зазвонил колокольчик. Василий, вышедший на крыльцо следом за Анной, увидел такую картину. Жена растерянно держит на вытянутых руках крохотный сверток, а стоящая напротив женщина, уже пятясь к ступенькам, торопливо приговаривает:

– Вы не сомневайтесь, она сиротка, совсем сиротка. Вчера родилась, отца и не было, а мамаша сразу преставилась… Мне наказали в приют отнести, а я вот вам… Слыхала, что детей у вас нет, а хотите. Не сомневайтесь, она сирота, хорошенькая девочка, жалко в приют. У хороших людей вырастет, вот и божеское дело будет…

Бочком, бочком она уже спустилась по ступенькам и быстро пошла, почти побежала по улице, успев несколько раз оглянуться, прежде чем скрыться за углом.

Жена была совершенно ошеломлена, но Василий почти сразу взял себя в руки, молча слушал и пристально разглядывал женщину. И за эти две-три минуты разглядел ее очень хорошо.

Анна, растерянная, повернулась к мужу, неуверенно держа младенца. Василий осторожно отогнул уголок пеленки. Открытые глаза крохотной девочки смотрели прямо на него. Поразительно, но у нее уже были густые темные ресницы, и оттого глаза казались глубокими, прозрачными. Четкие, как нарисованные губки беззвучно шевелились… Нежная боль сжала сердце Василия Лобанова.

– Что же делать, Вася?

Анна еще спрашивала его, но уже непроизвольно согнула руки и прижала малышку к себе.

– Да, Анечка, – ответил он. – От таких подарков судьбы не отказываются.

Лобановы подали заявление в полицейскую управу, указав, что неизвестная особа подбросила им младенца, якобы круглую сироту. Они сделали заявление о том, что хотят удочерить ребенка, если выяснится, что на него не объявлен розыск. Василий Николаевич внимательно осмотрел вещи подкидыша. Но это были самые простые пеленки, без каких-либо меток и отличий. Девочка же казалась новоявленным родителям чудесной. И на ней-то отличие как раз было. На гладком и чистом тельце, на левом плече, ближе к лопатке, четко вырисовывалось родимое пятно: словно треугольник, но углы закругленные.

– Смотри, Анечка, какая у нашей малышки красивая меточка.

– Это к счастью!

Жена нагнулась и поцеловала пятнышко. Она за минувшие три дня расцвела и так помолодела, словно вернулась в пору юности. Они уже наняли девочке кормилицу и няню. Василий Николаевич сразу же побывал в городской администрации и полицейской управе со своим заявлением. Теперь же Лобановы решили вместе навестить городские власти, чтоб начать, если нет препятствий, процесс удочерения.

Экипаж подвез их к зданию, где размещались основные присутственные места. Они еще не успели сойти на тротуар, как увидели: на крыльцо здания вышла небольшая группа людей. В молодой женщине и мужчине постарше угадывались муж и жена. На шляпке дамы виднелась коротенькая, почти декоративная траурная вуаль, черный шарф под легким пальто мужчины тоже указывал на траур. Их провожали председатель дворянского собрания и секретарь. Но не они заставили Лобанова замереть на мгновение, а потом тихо сказать жене: