Турбанов так и не смог мне внятно объяснить, почему он уехал на боевые действия без меня. Почему не послал посыльного, ведь до моего общежития было 300 м? Как он мне объяснил, раз я не пришел вовремя, значит, наверное, передумал ехать, потому и взял на себя командование. Короче, как у нас в армии говорят – прикинулся «шлангом».

А мне ведь из-за этого пришлось рисковать жизнью, и не только своей, а еще и тремя жизнями солдат – членов экипажа. Я, конечно, сделал ему хорошее «вливание», но так до сих пор не уверен – понял ли он, в чем было дело?

Не знаю уж, кто доложил начальнику штаба дивизии полковнику Чернову об этом случае, но через несколько дней он меня слегка пожурил за ненужный риск. Я объяснил ситуацию, на этом мы разошлись. Из этого сделал первый вывод: на войне за храбрость, пусть иногда и безрассудную – не наказывают.

В те годы наиболее слабым местом в ведении тактической разведки было недостаточное использование наземных технических средств разведки, работающих в автоматическом режиме. Огромная территория операционного района контролировалась властями только вдоль дорог и в крупных населенных пунктах.

Особенно опасны были неконтролируемые маршруты движения караванов. И если в пустынной местности с ними можно было как-то бороться механизированными и вертолетными досмотровыми группами, то в горных массивах караваны передвигались абсолютно свободно.

Частей спецназа ГРУ, предназначенных специально для борьбы с караванами в нашем операционном районе, не было, и приходилось эту задачу выполнять самостоятельно.

В начале 1983 года мы получили в дивизию несколько комплектов новых разведывательных приборов 1К18 – разведывательную сигнализационную аппаратуру (РСА) под названием «Реалия». Это была автоматическая система, позволявшая определять и идентифицировать в месте установки датчиков на местности прохождение людей, животных, техники. По радиоканалу сообщалось об этом на приемное устройство. Максимальная дальность передачи информации составляла около 20 км.

Сами датчики представляли собой металлические коробки размером с современный видеоплеер. Из-за невозможности их снятия, они оборудовались самоликвидаторами – 200-граммовым гексогеновым зарядом и очень чувствительным взрывателем.

Сразу же пришло решение проверить новинку для контроля караванных путей в труднодоступном горном районе. Предполагалось использовать РСА не только для контроля прохождения караванов, но и для ведения артиллерийского огня по ним.

Такой район был обнаружен не сразу, так как к нему было слишком много требований. Однако все-таки был найден почти идеальный вариант установки. Было решено установить датчики на двух маршрутах через перевалы гор Зардкамар на удалении 9 км от небольшого гарнизона наших войск на трассе Ташкурган – Айбак.

По агентурным данным, через эти перевалы в ночное время осуществлялось перемещение групп моджахедов для совершения диверсий на трубопроводе и обстрела колонн. Перевалы охранялись душманами и местные жители там не ходили. Все это позволяло полномасштабно использовать возможности РСА.

В конце марта 1983 года вместе со специалистами по установке РСА командиром отдельной роты сигнальных средств 40А капитаном Зомановым и несколькими его солдатами, а также командиром батареи 122-мм гаубиц, дислоцированной в гарнизоне Газнигак и группой охранения, мы отправились на установку датчиков на перевалы. В отличие от американской аналогичной системы «РЕМБАСС», устанавливаемой дистанционно, нашу приходилось ставить вручную.

Поднявшись к перевалу, мы попали под обстрел душманского сторожевого охранения. Вызвав артиллерийский огонь, мы быстро их разогнали и занялись установкой датчиков.

После их установки мы пристреляли место установки из орудий. Для маскировки заминировали дорогу, чтобы оправдать свой выход на перевалы. Моджахеды потом без труда нашли эти мины. Датчики же стояли в стороне от дороги метрах в 50–70 и не были ими обнаружены.

При возвращении опять попали под обстрел, и пришлось бы нам несладко, так как мы были внизу, в каменном мешке, а душманы вверху, и мы были у них как на ладони. Спасли нас опять артиллерийский огонь и наступившие сумерки. Потерь не было, однако командиру взвода пуля рикошетом попала в ботинок и прошла между пальцами ноги, только поцарапав их.

Вернулись в гарнизон только утром, уставшие смертельно, а тут сюрприз: командир батареи докладывает, что при отходе под огнем у него упал в пропасть автомат. Ну что ты будешь делать? Вещь не смертельная, но неприятная. Идти опять назад? А где его искать, этот автомат? Опять подвергать опасности жизни людей из-за куска железа? Я принял решение: оружие не искать, командир батареи написал рапорт по команде и объяснительную записку, я подтвердил указанное и инцидент был исчерпан.

Приемное устройство (УПОИ) мы расположили на батарее, данные для стрельбы установили на двух дежурных орудиях, которые через несколько минут после получения сигнала от датчиков были готовы открыть огонь.

Установкой датчиков мы парализовали движение через эти перевалы практически на три месяца, так как любая попытка движения через них вызывала артиллерийский огонь с нашей стороны. Моджахеды тщетно искали корректировщика, подозревали измену, даже кого-то расстреляли из своих, но догадаться об установке автоматических сигнальных устройств не смогли.

Через три месяца, после того как электропитание приборов стало критическим, они самоликвидировались, но еще несколько месяцев там никто не ходил. Боевики вынуждены были искать новые маршруты, и прекратили диверсии в этом районе. В последующем мы неоднократно выставляли РСА на маршрутах.

Многие современные авторы стараются больше показать негативы Афганской войны. Возможно, что это и естественно. Война сама по себе – явление негативное, поскольку гибель и страдания людей, без которых на ней невозможно обойтись, вещь очевидная.

Однако война не только обесценивает жизнь, обнажая в человеке худшие его стороны, но и способствует проявлению лучших человеческих качеств: храбрости, мужества, самопожертвования, верности долгу.

Афганистан показал много таких примеров. Я могу с чистой совестью сказать, что за два года мне ни разу не пришлось столкнуться с трусостью разведчиков или их отказом от выполнения боевого задания. Все те, о которых вы прочитали и прочитаете в моей книге, с честью шли на выполнение задания. Всякое было: неумение, неопытность, обстоятельства, случай; одного не было – трусости и подлости.

Мне особенно запомнился один офицер, сознательно пошедший на смертельный риск ради выполнения задачи. Я не умаляю мужества других его товарищей по оружию, просто это был наиболее яркий пример самопожертвования ради успеха выполнения задачи.

Дело в том, что узким местом в нашей разведывательной работе был вопрос захвата пленных. Именно пленных, захваченных в ходе боя, а не задержанных в ходе «зачисток» или на сторожевых заставах.