На этом фоне решение Bad Religion приютиться под крылом «Atlantic Records» вполне соответствовало духу времени, но с некоторыми исключениями. Группа не исполняла альтернативную музыку – они играли панк-рок в чистом виде. Их песни были быстрыми и содержали тексты, которые по общепринятым стандартам были эзотерическими и порой непостижимыми. К моменту их дезертирства в Atlantic Records членам Bad Religion было от двадцати до тридцати лет. С момента своего возрождения с выпуском Suffer группа была для них подработкой. Они могли себе это позволить, потому что их гитарист владел лейблом, на котором они выпускали альбомы. Пока существовала группа, Bad Religion и Epitaph были неразделимы. Несмотря на это, группа заключила контракт с лейблом, который теперь управлял ими.

Без сожалений они хлопнули дверью и покинули родной дом.

«Пока на нас не вышли Atlantic Records, я правда верил, что отношения Bad Religion с Epitaph будут длиться вечно, – говорит Бретт Гуревич. – Мне никогда не приходило в голову, что мы можем попробовать подписать контракт с мейджор-лейблом. Наверное, у меня просто не хватало воображения. Сегодня в это трудно поверить, ведь к любой группе, которая продаст три тысячи билетов на шоу в Лос-Анджелесе, выстроится очередь из крупных лейблов. Но в 90-е они плевать хотели на панк-рок. Не имело значения, насколько популярна группа. Я не знаю почему. Мы просто не были частью этого мира».

«Когда Bad Religion покинули лейбл, я серьезно подумывал об уходе, – говорит Джефф Абарта. – В первую очередь они были причиной, по которой я там работал. На лейбле были и другие группы, которые я любил или которые научился любить, но, когда Bad Religion ушли, я был убит горем. В конечном счете я остался лишь потому, что верил в Бретта… Я просто знал, что нахожусь в особенном месте, в окружении особых людей, и в глубине души не хотел отказываться от этого. Но я с ужасом вспоминаю тот день, когда Bad Religion ушли на Atlantic».

«Я чувствовал, что правильнее всего будет держать мое несогласие при себе и исключить любую возможность моего влияния на решение группы, – вспоминает он. – Я решил сказать, что это интересная идея и я ее поддерживаю. Я хотел, чтобы группа запротестовала: “Не сходи с ума, Бретт, мы никогда не покинем Epitaph!” К сожалению, они не могли читать мысли. Но, признаюсь, я втайне надеялся, что они останутся с Epitaph. Правда заключается в том – не хочу показаться здесь самодовольным или осуждающим, – что я при любом раскладе был в выигрыше. Но было бы лучше, если бы они остались с Epitaph, и для группы, как мне кажется, это было бы полезнее».

«То, что мы сделали, не преступление, – говорит Грег Граффин. – Это была возможность. Но некоторым людям кажется, что мы стали предателями, которые продались крупному лейблу. Однако с первого дня существования Bad Religion всегда искали кого-нибудь, кто бы нас спонсировал. Если бы у нас была возможность подписать контракт с крупным лейблом на первый альбом, мы бы ею воспользовались. Но никто не заинтересовался… Когда я узнал, что к нам проявляют интерес крупные лейблы, я был чертовски взволнован. Было интересно ходить на встречи, смотреть на условия и предложения. Это казалось правильным и своевременным решением. Оглядываясь назад, я думаю, что история предлагает лучшее объяснение: это был момент, когда Bad Religion перестала быть провинциальной группой и распространила влияние сначала на всю Америку, а затем на весь мир. Благодаря дистрибуции, которую мы получили от них [Atlantic], мы могли играть по всему миру».

Грег Граффин называет это «демократизацией панк-рока». Вспоминая о решении подписать контракт с крупным лейблом, он подтверждает, что Бретт Гуревич не выступал за то, чтобы Bad Religion оставались с Epitaph, и не делал встречных предложений по договору от Atlantic Records. Он также указывает, что гитарист, будучи участником группы, также был обязан подписать этот контракт. Но Граффин признает, что в своих поступках больше полагался на интуицию и предположения. В это время авторы песен Bad Religion могли не общаться днями. К 1994 году вокалист переехал из Лос-Анджелеса в Итаку, в северную часть штата Нью-Йорк, чтобы поступить в Корнелльский университет. Именно из этих захолустных мест он наблюдал за массовым наступлением панк-рока. Он вспоминает, что в 1990 году только один музыкальный магазин в городе торговал пластинками с андеграундной музыкой, хотя и весьма бойко. В музыкальном магазине при торговом центре было не сыскать ни одного панк-альбома. Со временем компакт-диски Bad Religion можно было найти даже в глубинке. Однажды Грег Граффин увидел клип своей группы, который крутили на огромном экране у задней стены магазина.

Речь идет о «Stranger Than Fiction» – заглавной песне с восьмого альбома группы и их первом альбоме, выпущенном по контракту с Atlantic Records. Выпущенный весной 1994 года сборник из пятнадцати песен стал первым альбомом Bad Religion со времен Suffer, не выпущеным на Westbeach Recorders, а также первым, для выпуска которого группа прибегла к услугам стороннего продюсера. Эту честь оказали Энди Уоллесу – человеку, ответственному за нирвановский Nevermind и к тому моменту такому горячему, что перед рукопожатием рекомендовалось надеть боксерские перчатки. Курт Кобейн доверил ему второй альбом своей группы, впечатлившись тем, что продюсер сводил легендарный Reign in Blood за авторством Slayer. Но Bad Religion сильнее поразил тот факт, что их продюсер сыграл соло на фортепиано в песне Мадонны «Into the Groove».

Воспоминания о работе над альбомом, который впоследствии станет одним из самых значительных альбомов Bad Religion, разнятся. Грег Граффин вспоминает, что процесс был гармоничным и даже беззаботным. В его памяти сохранилась команда, которая играла в уличный хоккей возле Rumbo Recorders в Канога-парке. Он вспоминает, как Гуревич полностью вкладывался в написание песен, но, пожалуй, в меньшей степени – в сочинение музыкальных аранжировок. Он решил не навязываться, но заметил, что его товарищ по группе явно «чрезвычайно подавлен». Напротив, Грег Хетсон вспоминает, что между Бреттом и Грегом царило «большое напряжение».

«Пару раз дело запахло жареным», – говорит он.

«Было много желчи, – говорит Гуревич. – Целые потоки говна и злословия. Но в то же время я не хочу рисовать картину в мрачных тонах, потому что тот период был невероятным творческим. С творческой точки зрения это был кайф. Мы с Грегом принесли на студию одни из наших лучших песен… Это был действительно замечательный опыт – работать с великим Энди Уоллесом, которого мы искренне уважали, и записывать наш лучший материал. Мы были на пике формы, работали с продюсером и шагнули на более высокий уровень».

Stranger Than Fiction был представлен на суд публики в сентябре 1994 года и в конечном счете стал первым и единственным золотым альбомом в копилке группы. Но, несмотря на благоприятные обстоятельства, Bad Religion оставались слишком странными и заумными, чтобы сыскать безусловную любовь у широкой аудитории. Трудно представить более дьявольски-саркастичную фразу, чем замечание Грега Граффина о том, что «ваша жизнь исторически значима / и охватывает значительный период времени» из складно написанной «Slumber». В другой песне группа размышляет о социологических и политических последствиях рукопожатия – «здесь есть сдержанная страсть, недоверие и фанатизм, / и они создали новые основы общества». Порой песни были чересчур замороченными даже по стандартам группы. В некоторых моментах Stranger Than Fiction пышет неудержимым хамством. «Можете ли вы представить / на секунду, / что можете сделать что-нибудь / просто потому, что вы хотите? Именно это и делаю, / так что ура мне, / и пошли на хуй» – обманчиво упрощенный припев в остальном непростой песни «Hooray for Me» за авторством Бретта Гуревича.